Павел Лыткин: Война за воду

В Средней Азии может начаться война за воду. 17 мая министр иностранных дел Таджикистана Сироджиддин Аслов защищал проект строительства Рогунской ГЭС на реке Вахш перед... еврочиновниками в Брюсселе. Казалось бы, какое дело ЕС до мало кому известной электростанции на далекой горной реке и почему представитель Душанбе едет за одобрением стройки в своей республике в столицу Евросоюза? Но это обычное скучное протокольное мероприятие свидетельствует о том, что в центре Евразии реальная угроза войны. Бывшие советские республики Средней Азии могут вступить в конфликт из-за такого ценного ресурса, как вода. «Лента.ру» разбиралась, насколько вероятен подобный ход событий и снимет ли проблему активное проникновение в Среднюю Азию Китая.

Ирригация и энергетика
На территории Киргизии и Таджикистана, в верховьях рек — огромные запасы водных ресурсов. А вот ниже по течению, в Узбекистане, Туркменистане и Казахстане воды не хватает: 77 процентов воды в Узбекистан поступает извне, в Туркменистан — более 90 процентов, в Казахстан — более 40 процентов.

Собственно, конфликты, не переходящие в горячую фазу, возникли практически сразу после того, как бывшие советские республики обрели независимость. Дело в том, что реки можно использовать в двух режимах — ирригационном, то есть для полива, и энергетическом — для выработки электричества на гидроэлектростанциях. Но эти режимы противоречат друг другу: если для полива вода требуется летом, то потребление электричества растет зимой, что вынуждает энергетиков сбрасывать в холодный сезон ресурс, который потребуется земледельцам. В советское время единый водно-энергетический комплекс позволял действовать в общих интересах — новообразованным государствам это не удается.

В 1990-х Бишкек и Душанбе решили реанимировать проекты возведения мощных гидроэлектростанций на реках, ведущих в Узбекистан. В Киргизии запланировали строительство Камбаратинской ГЭС-2 на реке Нарын, в Таджикистане — Рогунской ГЭС на Вахше. Ташкент это расценил как угрозу своей безопасности: плотины станций перекрывали сток вод и оставляли без полива поля узбекских селян. Плюс — о чем редко говорят вслух — плотина гидроэлектростанции в случае неправильной эксплуатации или теракта представляет угрозу для расположенных ниже по течению поселков: удар воды может смести все.

В Таджикистане в «лихие» 90-е шла гражданская война с исламистами, которых правительству так и не удалось победить, а Киргизия даже по постсоветским меркам была политически крайне нестабильна. В этих условиях для Узбекистана «стройки века» соседей выглядели чем-то вроде попытки заполучить оружие массового поражения — не очень предсказуемые республики могли стать обладателями универсального средства шантажа зависящей от стока рек страны.

Шли годы, но проблема никак не решалась. И вот в 2015-м первый президент Узбекистана Ислам Каримов уже без обиняков заявил: водные проблемы в регионе «могут усугубиться до такой степени, что вызовут не только серьезное противостояние, но даже войны». Глава государства пояснил, что возведение Камбаратинской ГЭС ударит по урожаям в Узбекистане, для которого плодоовощная продукция еще и значительная статья экспорта.

Идея фикс Душанбе
В марте 2016-го в Бишкеке с тревогой отметили, что попытка вернуть себе контроль над гидротехническими сооружениями на границе вызвала военную активность Узбекистана — Ташкент развернул дополнительные силы у своих рубежей. В августе того же года у приграничного Касансайского водохранилища с вертолета был высажен десант сотрудников МВД Узбекистана: отношения между двумя республиками вновь обострились из-за спора о водных ресурсах. Киргизия также направила на спорный участок дополнительные силы.

В октябре 2016 года президент Таджикистана Эмомали Рахмон сел за рычаги бульдозера, чтобы скинуть пласт земли в воды Вахша — так было положено начало возведению Рогунской ГЭС. Критики таджикского лидера утверждали, что Рахмон смог позволить себе такой символический жест лишь после ухода из жизни Ислама Каримова — узбекский президент считался патриархом постсоветского пространства и в отстаивании интересов своей страны был последователен и непреклонен. Этого дня Рахмон ждал долго: еще в 2009-м он обязал граждан приобретать акции гидроэлектростанции — для Душанбе стройка, действительно, была и остается идеей фикс.

Между тем новый президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев показал, что курс своего предшественника менять не собирается. Во время мартовского визита в Астану он совместно с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым подчеркнул: водные ресурсы — общее достояние всех стран региона. Для Астаны это тоже крайне актуально: вода в республику поступает не только из Узбекистана и Киргизии, но еще и из Китая.

Пути и реки Срединного царства
Истоки рек Или, Иртыш и Текес, питающих водой несколько регионов Казахстана, — на территории КНР, в ледниках. И именно свои северо-западные, пограничные территории Китай наиболее активно развивает в последнее время. Экономика наименее обеспеченного водой Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР) КНР требует все больше и больше природных ресурсов. Иртыш и Или уже испытывают на себе последствия бурного развития СУАР — уровень рек снижается. Ледники из-за глобального потепления быстро тают, и проблемы на трансграничных реках будут только нарастать.

Известный китаист Константин Сыроежкин отмечает, что у Астаны в переговорах с Пекином по водной проблеме слабые позиции. «Все козырные карты уже разыграны, и Казахстану остается уповать только на добрую волю китайской стороны», — говорит эксперт. Действительно, трудно спорить со страной, которая инвестировала в твою экономику порядка 24-27 миллиардов долларов — такие данные о вложениях КНР в Казахстан аналитики приводили в 2016 году.

Китай так же активно инвестирует и в другие страны региона. Например, по результатам визита президента Узбекистана в Китай Ташкент и Пекин заключили соглашения на сумму в 22 миллиарда долларов. К слову, посещение узбекским лидером китайской столицы имело и символическое значение — Шавкат Мирзиёев принял участие в открытии форума «Один пояс — один путь». Лозунг «Один пояс — один путь» — формула объединения двух проектов, один из которых предусматривает развитие транзита через Среднюю Азию и Казахстан. Пекин укрепляет свою сырьевую базу и пути торговли с Европой, ему нужна альтернатива традиционным и уязвимым в случае конфликта морским маршрутам. Снижает ли присутствие Китая в регионе риск войны за воду? Судя по пессимистичному тону обозревателей западных СМИ и экспертов — нет.
«Созрели для конфликтов»

В конце 2016-го частная разведывательная компания Stratfor (которую также называют теневым ЦРУ) указала, что «Центральная Азия позволяет [Китаю] проложить путь в Европу подальше от морей, в которых присутствуют США». «Если стабильность в Центральной Азии взорвется, то реализуется ночной кошмар Китая — прибежище вооруженных сепаратистов окажется у его границ», — подчеркнули эксперты Stratfor. Несколькими годами ранее разведчики частной компании предрекали, что внутренняя напряженность в регионе из-за водных проблем в ближайшем будущем не исчезнет.

В январе автор Harvard Inernational Review — журнала Гарвардского университета — признался, что «испытывает скептицизм по поводу возможности решения проблем, которые принимают угрожающие масштабы». В обозримом будущем, по его словам, сценарий развития будет описываться известной революционной фразой «Чем хуже — тем лучше». В марте The Diplomat (с редакцией в Токио) задался вопросом — могут ли войны за воду подорвать проекты Китая в регионе? Автор сам же и ответил: «Пекин должен признать, что Центральная Азия созрела для конфликтов и дестабилизации».

Ни сами страны Средней Азии, ни граничащие с ней Китай и Россия не заинтересованы в любых конфликтах в регионе. Но как писал по поводу настроений перед Первой мировой войной один автор, «войны никто не хотел — война была неизбежна». Впрочем, не исключено, что алармистские прогнозы все же не сбудутся, хотя запасы стабильности в регионе в буквальном смысле слова утекают.