Денис Григорюк: Прорастая сквозь кровавые руины и всеобщее безразличие

Война в Донбассе перестала быть зрелищной. Информационные агентства больше не присылают в Донбасс съёмочные группы, которые смогут сделать сочный репортаж для прайм-тайма, именитые корреспонденты не приезжают сделать громкий материал, способный раскрутить конфликт или же остановить его. Тема информационной составляющей войны в Донбассе утратила коммерческий интерес. Кровь, слёзы, страдания – то, что хорошо продаётся массовому зрителю, сейчас не в тренде. Донбасс больше не приносит высокие рейтинги. Никому не интересно смотреть за неопределённостью, которая прочно обосновалась на просторах шахтёрского региона. Поэтому кому-то может показаться, что война существует только в риторике политических спекулянтов.


Угрюмые завсегдатаи политических ток-шоу продолжают упоминать войну в Донбассе, тем самым поднимая себе политический рейтинг – кто громче сможет озвучить разрешённые тезисы: кто-то покажет свою сердобольность и сострадание всему светскому миру и широкой общественности, кому-то позволено будет раскритиковать происходящее, а кто-то с умным видом будет оправдывать ненависть. А после будут разговорные баталии, игры на камеру, показные эмоции, но на этом всё и закончится. Снято. Пожали руки и разошлись по своим норам. Завтра новый эфир, где вновь нужно будет наигранно ненавидеть друг друга, чтобы конфликт не утихал ещё и в информационном пространстве, особенно в условиях отсутствия мясистых репортажей.


А тем временем, на линии фронта под разрушенными домами образовались подземные города. Бойцы по обе стороны фронта роют окопы максимально глубоко, чтобы в случае мощного артиллерийского обстрела противника можно было спастись в траншее. Война в Донбассе после подписания Минских соглашений стала позиционной, с нарушением главного пункта мирных договорённостей – прекратить обстрелы. Боестолкновения периодически приобретают масштабы лета 2014 и зимы 2015 годов, но после яркой вспышки наступает очередное болото, в котором утопают живущие в Донбассе.


Конфликтов, подобных донбасскому, по всему миру наплодилось огромное количество. У мировой общественности тут же пропадает интерес, как только СМИ, по указке правящих элит, перестают демонстрировать творящийся ужас человеческой жестокости, спровоцированной всё теми же правящими элитами. Но на этом конфликт не заканчивается. Он продолжает вариться в собственном соку, пока окончательно не затихнет. Подобные случаи мы видели в Приднестровье и Нагорном Карабахе – неопределённые мировой общественностью территории с бесконечными боестолкновениями без конечного результата.


В этой прострации продолжают плавать те, кому по собственному выбору или волей судьбы выпало жить в период перемен. Особенность жизни в конфликтных регионах – жить в жажде и страхе мира. В состоянии между миром и войной всегда тянет к первому. Эта природная жажда жизни всегда будет преобладать. Особенно легко поддаться ей под детский смех, раздающийся повсюду. Поменялись местами. Теперь не мы успокаиваем малышей, говоря, что скоро всё закончится, а они нас неосознанно убеждают в том, что всё хорошо, по крайней мере, прямо сейчас. И всё сложнее бороться с желанием жить в мире. Хотя мысль «бороться с желанием жить в мире» парадоксальна по своей сути. Вот только есть одно «НО», которое свинцом падает на головы нашим согражданам в красной зоне – война. В состоянии, когда конфликт не закончен, иллюзия мира может стать фатальной. Поэтому каждый раз напоминаем себе о боевых действиях.


Сложно бороться с соблазном, когда, возвращаясь домой, тебя не встречает тревожная сумка с документами, деньгами и семейным альбомом с фотографиями – вещи, с которыми готов был уехать, оставить родной дом на растерзание металлическим стервятникам лишь бы выжить и спасти жизни близким. Сейчас всё изменилось. Вещи разложены по своим местам, на фотографиях вновь осела пыль.

Словно кровь из песни Цоя, из которой выросли цветы и трава, мы вновь привыкаем жить по соседству с боевыми действиями, с новым жизненным опытом. Прорастаем сквозь свинец и груды битого кирпича, чтобы через три часа вновь быть живыми.