Александр Ходаковский: Потому что это правда

Решила опубликовать главу из готовящейся донбасской книги, которая, парадоксально, скорее всего в нее не войдет - просто не встает по сюжету.
Это портретный очерк одного из героев книги; и пусть его прочтут сейчас. Как говорила моя покойная умная свекровь - Россия та страна, где все надо делать вовремя

ЧЕЛОВЕК С ПОЗЫВНЫМ СКИФ и его принципы

...Отбросить первоначальное предубеждение по отношению к Ходаковскому было непросто; уж очень плотная завеса обвинений и домыслов сопровождала эту фигуру с лета четырнадцатого года. Замковым камнем этой вавилонской башни стало то самое «дело в Аэропорту»; с того момента она росла, словно муравейник, по крупицам: заявления бывших и нынешних руководителей ДНР, популярных полевых командиров, реплики блогеров, жаждущих арестовать, посадить на подвал, расстрелять или повесить «предателя». Да и напрямую даже и от знакомых мне людей случалось слышать то обвинения в адрес Ходаковского в содержании криминального бизнеса — от наркотиков до проституции, то предостережения насчет его обаяния, владения неким «тайным словом», которое волшебным образом действует на федеральных журналистов и особенно журналисток.
Не отказывая Александру Сергеевичу в харизме и не обольщаясь насчет его незапятнанности, — война дело грязное, ангелов нет, о некоторых грехах и ошибках он говорит сам, другие очевидны даже моему взгляду непрофессионала: как, например, невыстроенность командной вертикали при попытке взять под контроль Донецкий аэропорт, - я лишь приблизительно могу представить, каково было далее действовать в сверхсложной боевой обстановке, одновременно находясь под давлением подобной силы и тотальности. Полагаю, отсюда происходит как известная всем авторитарность Ходаковского, так и феномен круга «Востока» как общности чрезвычайно спаянной внутри себя и несколько настороженно ориентированной вовне.
Так или иначе, в какой-то момент я смогла посмотреть на героя своих публикаций не как на политическую, да что там — уже историческую фигуру, но с человеческой точки зрения. Это оказалось своего рода открытием. Пожалуй, столь необычного типажа как Ходаковский я ранее не встречала, при том что по роду деятельности диапазон наблюдаемых мною человеческих типов весьма широк — от нобелевских лауреатов до откровенных маргиналов.
Во-первых, всегда существующий зазор между публичным образом медийного персонажа и его, что ли, обыденными проявлениями в случае Скифа был не просто велик, но велик настолько, что два этих человека выглядели незнакомыми друг с другом. Наведенная медиасферой иллюзия создавала впечатление того рода что называется у кинематографистов «антигероем». Впечатление серьезное, тяжеловесное, мрачное, угрожающее. И спецслужбы. И ходит в черном. Наведенный эффект был таков, что сказывался даже на восприятии физических параметров; в первую встречу Ходаковский показался мне человеком тяжеловесным, крупным, большого роста. Три года спустя, отбирая групповые фото «востоковцев» для публикации, я с удивлением обнаружила, что почти все бойцы выше своего командира минимум на полголовы. Впрочем, то, что иные возрастные ополченцы четырнадцатого могли отозваться о командире, или «командоре», или «первом», как о «нормальном, незаносчивом парне», ничуть не входило в противоречие с непререкаемостью его авторитета. Вообще, в характере этого человека и его проявлениях при абсолютной цельности присутствует ряд черт, которые у других людей, как правило, исключают друг друга. Прагматизм и практичность каким-то неведомым образом уживаются с крайней степенью идеализма, солдатская прямота и грубоватость — с неожиданной деликатностью, изрядное занудство и некоторая тяжеловесность темперамента — с резковатым, но очень располагающим остроумием, наполеоновские амбиции — с непринужденной самоиронией.
После поездки в аэропорт, за разговором в штабе, я для разрядки в диалоге спросила, где Ходаковский берет чай сорта дарджилинг — в Донецке действительно не так-то просто найти подобную роскошь. В следующую нашу встречу, когда я вскарабкалась в «неудобный джип» и начала возиться с дверью, Скиф заявил: «Чай тебе привез. Но не отдам, пока не закроешь дверь машины, наконец».
Позже это стало предметом шуток о том, как местный ньюсмейкер коррумпировал российского журналиста заваркой.
...Пока же мы бродили по территории бывшего ДАП, Ходаковкий не раз спрашивал меня — зачем именно тебе это надо, все это раскапывать. Это звучало как неверие в то, что кому-то все еще нужна об этой войне правда. Мне же казалось, что нужна она даже не мне и не ему, хотя сейчас я близка к полной уверенности что человека этого, буквально, оболгали... нужна она в первую очередь выжившим «Искры» и близким погибших, которые до сих пор уверены в том что эти смерти стали результатом некоего внутреннего «донецкого сговора». Что их близких положил человек, которому было невыгодно усиление российской - «стрелковской» или «бородаевской» партии. Тот самый клин между Донбассом и Россией, которого нет и быть не должно.
После выхода моего материала на «Ридусе» Ходаковский написал что выступает за полное расследование «дела в Аэропорту» следственными органами ДНР и России и готов ответить на любые в этой связи вопросы.
Памятуя, впрочем, что к Ходаковскому существует еще ряд вопросов помимо дела в Аэропорту, вернувшись в тот день с развалин ДАП я в некоторой степени воспользовалась состоянием собеседника. Журналисты обычно добиваются непосредственной реакции, заставляя героя сделать что-то необычное, выйти из себя, эмоционально раскачивают человека, но здесь этого не потребовалось — Скиф и так был выбит из седла той реконструкцией на местности, что была произведена нами около очередной траурной даты. И, вернувшись с ним в штаб, я спросила Ходаковского о том, есть ли реальная почва для слухов и даже утверждений о его аффилированности с Ринатом Ахметовым.
- У меня действительно был контакт с Ахметовым весной четырнадцатого, - кивнул Скиф, отхлебнув своего чаю. - Он вызвал меня на разговор... через владельца шахты им. Засядько, Ефима Звягильского. Тот сообщил - «молодой хочет тебя видеть». «Молодой» — это Ахметов. Я приехал. Вкратце он сказал — ты, мол, серьезный человек, кончай маяться херней, Россия на Донбасс все равно не сунется. Давай лучше будем вместе мочить Коломойского. Я тогда ответил, что он сильно недооценивает вовлеченность России в наши события, а также местные пророссийские настроения.
По словам Ходаковского, никаких отношений союзничества или, тем более, подчинения между ним и Ахметовым не возникло, да и не могло возникнуть в силу ряда причин — от социальной и мировоззренческой разницы между ними до шлейфа принятых ранее решений. Так, по сведениям Скифа Ахметов в свое время через своих депутатов в Раде заблокировал решение о полномочиях силовиков на Майдане, что исключает всякую для него возможность сотрудничества с олигархом. В общем, высказанные им аргументы показались мне достаточно убедительными, хоть я и не могу привести их все, разговор шел не под запись.
...Неделю спустя снова встречаемся с Александром Сергеевичем у кинотеатра «Звездочка». Едем на этот раз в храм св. Игнатия Брянчанинова, который ремонтируют его бойцы. Значительная часть бывшего «Востока» до сих пор находится в орбите Ходаковского. «Он всегда своих людей ценил и любил... И они его» - признает как-то Захар Прилепин. Скиф лезет на леса под купол; я, после некоторого колебания, за ним. Останавливаюсь, впрочем, на второй площадке, предпоследней. Спустившись с самого верха, Ходаковский рыкает на меня: «А ты чего сюда залезла? Делать тебе нечего?...»
Я слезаю вслед за Скифом, меня страхуют в несколько рук.
На обратном пути говорим о донецких командирах ополчения. Ходаковскому присущ определенный снобизм военного профессионала: «Я ни одного звания в «Альфе» не перепрыгнул, шел от и до. Поэтому не могу без иронии смотреть на людей, которые на себя за полгода навешали — кресты, погоны».
Действительно, до сих пор в наградных документах «востоковцам» Ходаковский пишет себя подполковником, как было на март 2014-го. «Мне три месяца оставалось до полковника и до пенсии». «А ты написал рапорт, уволился как-то из СБУ?» «Нет, какие уж там рапорты, после Майдана. Все зарубцевалось... Хотя, вероятно, я у них там до сих пор как-то числюсь, такой абсурд».
Как сказали бы мои либеральные коллеги — интересный кейс: один из главных донецких сепаратистов гордится воинским званием спецназа СБУ. Впрочем, удивителен он только для тех, кто никогда близко не сталкивался с военной кастой, которая существует по собственным законам.
Мне чрезвычайно любопытно, как подобный человек, осознанно порвавший с привычным кругом, создавший вместо него — свой, но в итоге все равно оказавшийся не у дел, справляется, что называется, с жизнью.
На первый взгляд, Ходаковский не выглядит каким-то, упаси Господи, травмированным — наоборот, это скорее пример человека, который на удивление успешно разбирается со всеми своими «зарубками» - при этом не ноет и, по большому счету, не кривит душой. Пока я размышляю над этим, мы подъезжаем к моему дому. Спохватываюсь - «А не можешь меня чуть подальше докинуть?» Время обеда, в холодильнике мышь повесилась, я хочу заехать в кафе.
«Да пожалуйста», - отвечает Скиф. Мы выруливаем на Артема. «Скажи, а чем ты сам-то сейчас зарабатываешь?... Не при должности, не на зарплате...» «Да вот, как видишь - таксую. Девиц всяких туда-сюда подвожу».
Пожалуй, это единственный мой вопрос Ходаковскому, что остался без ответа.
С того мая 2020 года рабочие отношения со Скифом укрепились и вскоре окрасились в определенно дружеские тона. Поддерживать их было на самом деле очень непросто, поскольку при специфике моей отчасти исследовательской работы быстро обозначился классический конфликт интересов. Кроме того, пусть на период 2020-21 годов Ходаковский уже и не находился в жестком клинче с действующими властями Республики, но в силу своего авторитета его фигура воспринималась многими чиновниками с долей настороженнности; мое сотрудничество с кругом «Востока» и лично с Александром Сергеевичем, таким образом, столь же помогало, сколь и мешало; открывая одни двери, закрывало другие. При этом я ни разу не поставила перед собой вопрос тем образом, стоит ли это сотрудничество, затем и дружба, того, чтобы ради нее поступаться иными возможностями. Причина столь сильной мотивации в том, что, по мере того, как с этой их общности, со Скифом во главе, осыпалась позолота, — при всей известности и авторитете, Ходаковский и его ближайшие соратники уже не обладали соответствующими им ресурсами, - под слоем этим открывалась, на удивление, не какая-то ерундовская латунь, но тусклое золото подлинности. Действующий комбат, бывший его офицер, в неформальной обстановке обменивался с Ходаковским непринужденными шутками, но в телефонном разговоре докладывал Скифу — формально человеку ниже его по званию - будто вытянувшись в своем начальственном кресле. Другие бойцы могли даже подтрунивать над медийной активностью командира - «звезда должна быть одна», при этом было совершенно ясно, что любой, кто выскажется в подобном тоне со стороны, не только не найдет у них поддержки, но встретит жесткий отпор. Даже республиканские чиновники, обладающие полномочиями и никак от не зависящие от бывшего комбрига, искали с ним дружбы и нервничали, если он не перезванивал им.
Удивительно, но даже красивый светло-серый, как породистый рысак, джип Ходаковского, в наличии которого его упрекали иные горожане — мол, ездит-то товарищ Скиф не на «уазике» - оказался старой, двадцатилетней уже рабочей лошадкой.
В «Востоке» я в первый раз после детства поймала это чувство локтя военных людей, отмеченное субординацией, но не отягощенное ею, что я помнила по отношениям своего деда с его подчиненными. А еще — то и дело вспоминала одно из взысканий будущего адмирала Рассохо: «за панибратство с личным составом». На самом деле, далеко не каждый командир может позволить себе подобное «панибратство» — в его основе должен находиться прямо-таки железный авторитет.
На один из праздников в батальоне Скиф привез подаренный мною — ему, бренди. Надо же было и мне чем-то его коррумпировать. Ополовиненную уже бутылку нес боец, с которым мы успели познакомиться ранее. «Натали, это Роман, наш с тобой оруженосец на сегодня», - пошутил Скиф. - «Смотри, чтобы не скрылся с радаров и не выпил наш коньяк», - обернулся к Роману. «Мы знакомы с Романом», - заметила я. - «Так что, если зазеваешься, мы просто выпьем бренди без тебя».
Ходаковский рассмеялся — такой поворот был определенно невозможен. Роман так и таскался за мною с этим бренди, пока командир не приказал разлить по железным рюмкам всем, кто оказался рядом. Два коротких, один протяжный — Ура-Ура-Ур-раа!