Андрей Морозов: «Победа в Дебальцевской операции оплачена высокой ценой»

Какой ценой оплачен разгром украинских войск под Дебальцево, какие выводы сделаны из тяжелейшей победы? Об этом в преддверии четвертой годовщины завершения Дебальцевской операции поговорим с экс-бойцом батальона «Август» Андреем Морозовым («Мурзом»).

Вопрос: Как, в целом, Вы оцениваете Дебальцевскую операцию?

Ответ: Операция была спланирована вроде бы и в соответствии с духом и буквой всех положенных по теме учебников, но при этом в диком, невообразимом отрыве от реалий ускоренного формирования Корпусов Народной Милиции Республик, проходившего осенью-зимой 2014 года и получившего колкое народное название “обригаживание”. В начале операции командование корпусов Народной милиции обнаружило себя в окружении “бумажных тигров” бригад, номинально имеющих на вооружении сотни боевых машин и орудийных стволов при многих тысячах “штыков”, а реально способных выставить некоторое количество взводных или, максимум, ротных боевых групп с одной-двумя единицами исправной “брони” при каждой. У нас, в Луганском корпусе, бригадные и батальонные штабы тогда в плане непосредственного боевого управления оказались, в массе своей, несостоятельны и занимались, в основном, снабжением, а управление огромным количеством малых боевых групп шло напрямую из штаба Корпуса.
Можно быстро подготовить рядового стрелка. Можно, но уже сложнее, подготовить механика-водителя или наводчика-оператора на танк. Молниеносно подготовить огромное число грамотных офицеров, от взводного до комбрига, невозможно. “Курсы взводных”, смешные конечно, на неделю, но хоть какие-то, на которые должен был отправиться и я в том числе, должны были начаться в тот же день, когда нам пришёл приказ на выдвижение.

Противник, в свою очередь, использовал всё предоставленное ему “затишьем” время с сентября по январь для пополнения своих сил, обучения их, усиления позиций, ремонта техники, “поднимаемой” с консервации. Дебальцевский выступ был слишком очевидной целью, это понимали обе стороны. Но с нашей стороны почему-то сохранялась иллюзия относительно того, что противник слаб и деморализован. За иллюзии и ошибки заплатили очень дорого. Да, выступ срезали, город взяли, можно считать операцию успешной. Но эта “Пиррова победа” нанесла тяжелейший удар по кадровому составу ополчения и очень сильно сказалась на дальнейших военных усилиях Республик.




Вопрос: Какие конкретно задачи вы (ваше подразделение) выполняли во время Дебальцеской операции?

Ответ: К началу Дебальцевской операции я был командиром взвода связи отдельного механизированного батальона “Август” Народной Милиции ЛНР. Наш батальон, часть корпусного подчинения, по плану операции находился на острие удара Луганского корпуса. По штату мы имели 42 танка, 10 единиц БТР и БМП, шестиорудийную батарею самоходок “Гвоздика” и батарею “Градов” тоже из шести машин. Пехоты ко всему этому полагалась мотострелковая рота, взвод разведки и инженерно-саперный взвод. Ещё был медвзвод, взвод обеспечения (транспорт) и мы, связисты. Связистов формально, по штатке, тоже был целый взвод, 18 человек, в реальности же здоровых мужиков, которых можно было послать бегать по полю с радиостанцией Р-159 на плечах, было, кроме меня, трое, из которых один практически круглосуточно вынужден был дежурить в КШМ, командно-штабной машине. Штатный обогреватель в ней не работал, чинить его времени не было, так что и у него работёнка была не сахар. Двое других бойцов, добровольцы из России, прибыли к нам в Новый год, оказались очень толковыми парнями, но времени как следует обучить их не было. Да и сам я был не сказать чтобы суперспециалист, впервые сел за армейскую радиостанцию Р-123 в сентябре 2014-го года. Остаток “взвода” – две барышни-телефонистки и дедушка, державший автомат в шкафу, в чехле, по очереди дежурили на узле связи.

Весь декабрь и начало января мы старались добиться максимальной боеготовности средств связи на нашей “броне” и по возможности потренировать личный состав, который с ними должен был работать. День, ночь на дворе – не важно было. Лезли вместе с танкистами в “коробочки” и выясняли, почему они не слышат друг друга, объясняли, как пользоваться танковым переговорным устройством, как переключать радиоканалы в случае необходимости. Даже как правильно надевать шлемофон, чтобы ларингофоны могли снимать колебания с гортани бойца и его слышал остальной экипаж.

Когда валились с ног – садились на узле связи перебирать старенькие щелочные никель-кадмиевые аккумуляторы для радиостанций Р-159, работавших в одних частотах с танками и БМП. Привезли в ноябре 2014-го 5 штук “Кенвудов” TK-2107L, но всё равно суммарно средствами связи в штатном диапазоне боевых машин и, главное, кадрами связи, людьми, мы были очень бедны, хотя “штатка” была забита полностью. Разгадка этого “феномена” проста – чтобы укомплектоваться до штата отдельного механизированного батальона наш комбат зачислил в батальон людей Паши “Бандита”, стоявших в Зоринске. И получилось, что и без того малое количество пехоты при нашей броне уменьшилось ещё сильнее. Люди были, это были не “мертвые души”, а реальные бойцы, которые участвовали в боях, но они были в отрыве от наших танков, бились вместе с “Бандитом” на другом участке фронта.

Ситуация с пехотой стала совсем неприглядной, когда командование, на январь выставившее сводную танковую роту батальона с пехотой вместе в районе Огульчанска, отдало приказ на переброску батальона к району будущего удара. Таким образом, мы, с несколькими остановками, выдвигались в Брянку сразу из двух точек – с основной базы в Красном Луче и из Огульчанска. Везде по маршруту оставались различные объемы военного имущества и отставшей, в том числе неисправной, техники, всё это надо было охранять, грузить на подходящий транспорт и разгружать в Брянке. Так пехоты стало ещё меньше. В итоге в первую атаку, закончившуюся взятием деревеньки Санжаровка, дюжина наших боеспособных танков при одной БМП, паре БТРов и ЗУ-23-2 на грузовике пошла в сопровождении всего лишь одного разведвзвода, которым командовал доброволец из России, “Чис”.

В ситуации, когда даже один полностью исправный танк был чудо-оружием и мог здорово изменить ход боев за какую-то позицию, передовые заслоны противника эта масса техники просто смела. В деревне, после заправки танков некондиционной соляркой, на ходу осталось 6-7 машин, и это всё ещё была серьезная сила по тем условиям. Однако бросили её в атаку на основные позиции противника, на взводный опорный пункт “Валера”, без пехотного прикрытия.

Единственное подобие “официального описания” этого боя с нашей стороны сделал писатель Глеб Бобров. Описание настолько же пафосное, насколько лживое, покрывающее фальшивым пафосом и ложью некомпетентность военного командования, планировавшего и операцию вообще и этот бой в частности. У него так красиво описано попадание ПТУРа в один из наших танков, от которого танкистов спасает динамическая защита… вот только в реальности контейнеры динамической защиты наших танков были пусты. В них не было пластин взрывчатки, способных рассеять кумулятивную струю ПТУРа или РПГ. Я, как командир взвода связи, присутствовал на совещании перед наступлением, на котором это обсуждалось. Пластины для КДЗ подвезти и установить “не успели”, как в случае с первым штурмом Грозного.
Не было на “Валере” ни “польских наемников”, поминаемых Бобровым, ни ПТУРов. Солдаты украинской 128-й горнострелковой бригады, попрятавшиеся в окопах при виде наступающих танков, очень быстро поняли, что пехоты с танками нет и, когда танки ворвались на высоту и принялись работать уже не пушками, а гусеницами, начали расстреливать их из обычных РПГ-7 с кинжальных дистанций. Только на самой высоте осталось 3 подбитых танка. Экипажи, посланные на смерть, дрались геройски, “вынесли” всё железо, что стояло у врага на высоте, завалили ВСУшников, прятавшихся в блиндаже, но какой ценой... Когда на поле боя, отдельно от танков, с опозданием минут на 30-40, прибежала пехота, ВСУшники “причесали” её из пулемётов и АГСов, и наша разведка уползла по ледяному зеркалу смерзшегося снега обратно в Санжаровку.

Кадры, снятые противником на той высоте – кучно стоящие подбитые танки, стали серьезным пропагандистским оружием в его руках. До сих пор, когда упоминаю в разговоре с кем-либо о том, что я служил в “Августе”, приходится слышать в ответ “А… дааа… это вас тогда разбили…”. В реальности потери убитыми батальона численностью более 400 человек за всю Дебальцевскую операцию, включая экипаж танка, взорвавшегося на учениях перед началом операции, составили 15 человек. На высоте и в районе высоты и деревни Санжаровки погибло человек десять. Но гибели лучших и наиболее боеспособных экипажей и танков было достаточно, чтобы изрядно деморализовать батальон. Погиб командир первой танковой роты Миша “Монгол”, при миномётном обстреле, уже после боя, был тяжело ранен командир второй танковой роты Саша Карнаухов. Нашего комбата назначили “крайним” за этот провал и сняли. Люди стали уходить.
В целом всё тоже складывалось совершенно не так, как планировалось, и у соседей успехи тоже не впечатляли. Одну из колонн 4-й бригады вообще отправили в разведку боем маршевой колонной, и парни узнали, куда приехали, только когда головная машина подорвалась на минном поле перед украинскими позициями…

Наш батальон продолжил воевать несколькими небольшими боевыми группами. Сначала к разведке присоединились мотострелки, которых удалось наконец-то собрать с задач по охране растянувшегося тыла батальона, потом сформировали боевую группу из “безлошадных” танкистов и примерно взвода добровольцев, которых привели прямо с военкомата. Едва получив форму и автоматы, они шагнули в морозную зимнюю ночь под предводительством тяжелораненого политрука батальона “Петровича”, который исполнял обязанности комбата. Он не мог долго идти из-за того, что одно из полученных на днях ранений было в ногу, поэтому в “наступление” его везли в десантном отделении БМП. Кроме него офицеров в группе было двое – я, связист, и наш начмед, Саша “Хирург”. Миша “Добрый”, командир мотострелков, и “Чис” со своими разведчиками, были на других участках.

Из прибывшего “маршевого взвода” “новобранцев” в армии служили четверо, один, “Малыш”, в одночасье стал взводным, и оказался очень толковым взводным, другие трое – стали командирами отделений. Не знаю, как чувствовала бы себя в ночном марше наша пестрая компания, если бы знала, что обе БМП в группе, и приданная от соседей “копейка”, и наша “двойка” не могут вести огонь из пушек из-за технических неисправностей. Я знал только про одну.

В общем, своим героизмом, упорством, упрямством, своей кровью наши бойцы, младший и средний комсостав компенсировали оторванность от реальности наполеоновских планов, выстроенных на бравурных отчётах о том, что “корпуса сформированы и готовы к бою”. Когда мне намекают, что не совсем ополчение взяло Дебальцево, показывая фотографии с lostarmor’а с подбитыми под Дебальцево Т-72Б3, я отвечаю – если бы не оторванное от реальности планы на основании бравурных отчётов и очень чувствительные глупые потери, эти самые Б3 не понадобились бы.

Рассказывать об этих боях можно долго, но, конечно лучше не мне, а простым бойцам, которые прошли сражение от начала до конца. Когда я прочитал “Интервью Захарченко”, сочиненное журналистом Шурыгиным к первой годовщине событий, про то, как “Дебальцево взяли за три дня”, про “сетецентрическую войну” и всё прочее, я понял, что правду о тех событиях будут скрывать до последнего при помощи всевозможных “охотничьих рассказов”, уж больно много успешных военных карьер выстроено на крови наших погибших товарищей. С тех пор я стараюсь, как могу, эту правду искать, собирать и до людей доносить. Есть ещё достаточно много “белых пятен”, например, в истории тяжёлых боев и больших бессмысленных потерь 7-й бригады под Редкодубом.

Что же касается нас, то закончилась операция для нашего батальона тем, что все три наши группы кое-как втянулись в город вместе с такими же небольшими группами измотанных усталостью и бессонницей соседей – “Призрака”, казаков Дрёмова, группами от других луганских подразделений. В городе встретились с донецкими бойцами. 4 наших танка, одну десятую штатной численности батальона, переброшенную из-под Чернухино и вошедшую в город в самом конце операции, командование корпуса поштучно распределяло по боевые группам, давившим последние очаги сопротивления.

Вопрос: Общеизвестно, что во время боев за Дебальцево Народная милиция ЛНР и ДНР испытывала проблемы со связью. Улучшилось ли что-либо с тех пор?

Ответ: Проблемы со связью разного масштаба испытывают все армии, даже “самые-самые крутые спецназы”. История группы британского SAS “Браво-Два-Ноль” в Ираке во время “Бури в пустыне”, история американской операции “Redwing” в Афганистане – это широко известные провалы миссий групп очень хорошо подготовленного спецназа, в основе которых провалов лежит отсутствие связи в тот момент, когда она критически необходима. Проблемы такого рода были и будут всегда, вопрос в том, насколько военное руководство о них информировано, насколько понимает их причины, насколько оно готово с ними бороться, прилагать постоянные усилия для решения этих проблем.

Увы, должных уроков из печального опыта Дебальцево в плане связи и взаимодействия, равно как и во всех остальных областях, никто в нашем высшем командовании, судя по всему, не извлек. Сейчас реальное положение со связью хуже, чем было четыре года назад, в том числе и потому что противник предпринял весьма масштабные усилия по организации проводной связи и закрытой радиосвязи, улучшения взаимодействия. Усилия противника системны, а у нас на передовую работают только волонтёрские организации и собственные кошельки бойцов.

Штаб корпуса прекрасно связан со штабами бригад, штабы бригад со штабами батальонов, полигоны оборудованы красиво проложенными телефонными линиями, а вот те, кто находится на передовой, зачастую лишены нормальной связи, тем более – закрытой цифровой радиосвязи с необходимым уровнем шифрования. С нашей стороны чудовищный дефицит даже простого полевого кабеля, не говоря уже о полевых телефонах ТА-57 и коммутаторах.

Противник массово оснастил свои войска закрытой цифровой связью. У нас, во 2-м корпусе пожалуй только 14-й БТрО “Призрак” может похвастаться тем, что он полноценно укомплектован закрытой радиосвязью.
Противник массово, на конкурсной основе, оснащает свою бронетехнику средствами закрытой радиосвязи, интегрированными в танковые переговорные устройства. У нас опять же – только в 14-м БТрО “броня” интегрирована в общую систему закрытой радиосвязи батальона.

В этом нет никакого чуда, я не “нахваливаю” “Призрак”. Просто здесь сохранилось кадровое ядро, состоящие из мотивированных людей, которым помогают различные волонтерские организации. Связь, не “для галочки”, а постоянная реально работающая связь – это дорого. Простой пример. Каждый месяц батальону надо заменять по износу до 10 аккумуляторов на свои портативные “Моторолы”. Это минимум 27 500 рублей. Добавим сюда выходящие из строя в ходе боевых и небоевых повреждений радиостанции, добавим антенное хозяйство, периодически повреждаемое обстрелами… Суммарно в связь “Призрака” вложены миллионы рублей из зарплат личного состава и народных денег, собранных волонтёрами.

Сейчас запущена “программа” перевода на закрытую цифровую связь всей 4-й омсбр. Не командованием корпуса запущена, этим занимаются волонтёры и личный состав – в свое время и на свои деньги. Подразделения собирают средства, чтобы радиофицироваться, волонтерские фонды привлекаются. Самодеятельность. А закрытые средства связи, на которые полагается “корпус”, выполнения задач в условиях маневренной войны не обеспечат. Частью – в силу технических особенностей, частью в силу банального некомплекта по аккумуляторам. Пока все стоят на месте, радиостанцию можно запитать из розетки, “привязаться” к ближайшему ретранслятору. Когда все будут в постоянном движении, так не получится – и источники тока будут расположены хаотично, будут постоянно перемещаться, дальности и условия связи будут постоянно меняться.

Но не техника главное. Технику можно купить. Люди. Мотивированных и подготовленных бойцов и командиров для подразделений связи просто негде взять. Пока все стоят на месте это не так заметно. Начнется маневренная война – эти провалы станут видны невооруженным глазом, потому из них опять потоком хлестанёт кровь наших бойцов.

Нужно системное понимание проблем на самом высоком уровне, понимание их в глубину, до самого передового окопа, системная и массовая подготовка кадров, нужен коренной пересмотр самого базового подхода к военным усилиям Республик.

Вопрос: По Вашему мнению, украинская сторона извлекла какие-то уроки из поражения в Дебальцево?

Ответ: Даже если бы они были настолько глупы, чтобы этого не сделать, за них это сделали бы их западные хозяева, собрали бы в методички, напечатали бы на мове и потыкали в них мордой “Читайте!”. Но наш враг, киевские нацисты, прекрасно понимает, что война для него и победа в войне – единственный путь к сохранению власти как источника обогащения, к сохранению благосклонности западных хозяев. Им нужна только победа, они имеют образ этой победы – украинские флаги над Донецком, Луганском, Изварино, Успенкой, они, оправившись от поражений 2014-2015 гг, имеют за спиной мобилизационный потенциал, многократно превосходящий возможности Республик, имеют какую-никакую собственную промышленность, работающую на оборону. К их услугам арсеналы всей Восточной Европы, до сих пор полные советского оружия или его клонов, боеприпасов к этому оружию. А у нас… обеспечение передовой маскировочными сетями – проблема. Обеспечение полевым кабелем связи – проблема. Обеспечение электричеством передовых позиций – проблема. Обеспечение бронетехники аккумуляторами – застарелая нерешаемая глобальная проблема в обоих корпусах. Пока мы, тягая тросами и толкая в корму, заведём нашу броню, стоящую без аккумуляторов, противник уже покатается вокруг нас кругами, поснимает нас на видео, похлопает нашим героическим усилиям и, наконец, перестреляет, чтобы не мучались.

Ситуация очень тяжёлая, и хочется сказать тем, кто надеется на помощь России – ребята, для любой помощи, даже самой быстрой, требуется время. Если враг может нас смести за считанные часы, Россия может просто не успеть.

Полная версия взята из блога Мурза