Пять минут до выстрелов. Что осталось в памяти заложников Беслана

15 лет назад боевики захватили школу №1 в Беслане и три дня удерживали в спортзале более тысячи заложников. У каждого участника тех событий свои воспоминания о том, как начинался тот день. Кто-то в последний момент задержался и поэтому не оказался в заложниках, кто-то, наоборот, неожиданно для себя отправился проводить в первый класс соседского малыша. У одних были плохие предчувствия, другие радовались предстоящему праздничному дню. Но детали и подробности трех дней в школе бывшие заложники помнят отчетливо и подробно.

С мамой и без мамы

Дзерассе Дзестеловой сейчас 27 лет. 1 сентября 2004 года она в первый раз в жизни пошла в школу на линейку одна, без мамы и старшей сестры, которая в тот год стала студенткой. Сегодня девушка говорит, что мама не согласилась на ее уговоры идти вместе, и это счастье.


— Мне было 12 лет, я перешла в седьмой класс, и это была моя первая линейка в этой школе, в которую я перешла в середине прошлого учебного года. Я утром, когда собиралась в школу, все уговаривала маму пойти со мной. Я даже обиделась, спрашивала, как же я пойду одна. Слава богу, что мама тогда не согласилась идти со мной.

И вот иду я, воодушевленная тем, что впереди веселый день, который мы с подругами уже весь распланировали, собирались погулять после школы...

Сейчас ловлю себя на мысли, что все забыла, очень трудно подробности вспоминаются, особенно мелкие — то, что было до зала. Помню, что минут пять только во дворе с девочками постояла, как началось. Я совсем не испугалась — подумала, что это анимация такая, что какой-то военно-патриотический смотр идет.

Фотография Георгия Ильина известна людям всего мира и даже вдохновила итальянского скульптора на создание памятника, посвященного детям Беслана. В то сентябрьское утро Георгий оказался в школе в большой веселой компании родных. Он, второклашка, пришел в школу с мамой, папой, сестрой, трехлетним племянником и шестилетней племянницей.


— Мама с папой уехали за пять минут до того, как все началось, поэтому они остались живы. А сестра Лира с племянниками погибла.



Ирина Гуриева сегодня заканчивает магистратуру Московского городского педагогического университета. Она оказалась в школе с мамой, учительницей истории Надеждой Цалоевой-Гуриевой. Пришли всей семьей, только папа остался дома — Надежда Ильинична и трое детей: старшая Верочка, средний Борик и второклашка Ирочка. Борик с Верочкой остались в школе навсегда. На праздничной линейке они должны были танцевать бальный танец. А теперь окровавленное бальное платье Верочки, в котором она погибла, хранится в школьном Музее памяти, который создала Надежда Ильинична.

Ирина Гуриева сегодня заканчивает магистратуру Московского городского педагогического университета. Она оказалась в школе с мамой, учительницей истории Надеждой Цалоевой-Гуриевой. Пришли всей семьей, только папа остался дома — Надежда Ильинична и трое детей: старшая Верочка, средний Борик и второклашка Ирочка. Борик с Верочкой остались в школе навсегда. На праздничной линейке они должны были танцевать бальный танец. А теперь окровавленное бальное платье Верочки, в котором она погибла, хранится в школьном Музее памяти, который создала Надежда Ильинична.


— Из дома мы с детьми вышли рано, Борику и Верочке надо было переодеться, а из моего класса, который был ближе всего к выходу, всегда выносили мебель и там размещали аппаратуру для праздника, надо было его открыть.



— А теперь я вообще одна хожу, Ирочка в Москве учится.

В то 1 сентября линейку перенесли с 10 на 9 часов из-за жары, поэтому многие не пришли. Стали ждать, уже 9 часов скоро, моих одиннадцатиклассников с подарками для первоклашек нет, некому первый звонок давать, начать не получается, все учителя нервничают, бегают. Тут Фатима Аликова, корреспондент газеты, попросила постановочный кадр сделать, как будто линейка уже началась. И только подняли девочку с колокольчиком, как началось. Я к своим одиннадцатиклассникам лицом стою, рычу на них, потому что надо фото для газеты сделать. И тут за их спинами — бледное лицо с бородой, автомат, крики, шум. Я поворачиваюсь — вся масса людей бежит в здание.


Я про своих детей вообще забыла, что они в школе. Только когда всех в зал загнали, мне уже ноги осколками посекло — боевик под ноги стрелял за то, что я детей собирала, — меня кто-то сзади за кофту дергает. Оборачиваюсь — Аня, моя племянница, Иришку, младшую, за руку держит, а она зареванная, бантик в руке. Я только тут про своих детей вспомнила! Спрашиваю, а Борика с Верочкой видели? Я их последний раз видела, когда они у входа в школу, уже готовые танцевать, со своей кассетой стояли. Верочке еще мою кофту на платье набросили, чтобы не замерзла, оно совсем открытое было.

Сели мы у стены в спортзале, где сейчас портреты спецназовцев, а потом к нам и Борик с Верочкой пришли. Они в другом месте сидели, меня глазами нашли, говорят: к тебе хотим. А над нами все заминировано. А они все равно проползли ко мне. Так мы и оказались все вместе в тот день в спортзале.

А я вот все вспоминаю, как Верочка мне говорила: давай покрестимся. Я ей пообещала тем утром перед школой, что пятого сентября зарплату получу, пойдем креститься. Где мы были пятого числа… Верочка моя в зале чей-то крестик нашла, так ее и похоронили с этим крестиком, в руке зажатым.

Первосентябрьские семьи

В те дни многие заложники сроднились с людьми, которых не знали до этого. В трехкомнатной квартире Надежды Ильиничны вот уже 13 лет в первые дни сентября гостит Эрика Разумовская, вдова руководителя штурмовой группы "Вымпел" Дмитрия Разумовского, с сыном Алексеем. Ему было всего два года в 2004 году, когда отец погиб, спасая детей. Разумовских здесь считают членами семьи.


У Эрики свои, московские воспоминания о 1 сентября 2004 года.

— Дима был в отпуске, на работу не собирался, мы в тот день должны были в Ульяновск ехать. Потом звонок, где-то в 9.30, и муж говорит, что его вызывают. В Беслан еду, говорит. Ну а я к телевизору, а там кошмар. Уже вечером Дима позвонил, сказал, что в Осетии. А потом последний раз позвонил — 2 сентября.

— Тогда, 2 сентября, Дима познакомился с Петей, моим братом родным, они вместе около школы оказались, — говорит Надежда Ильинична. — Так у нас все переплелось, просто мистика.

Еще одна история в семье Цалоевых-Гуриевых — о том, как родившаяся раньше срока в конце августа малышка Мадина спасла жизнь маме Наташе, невестке Надежды Ильиничны. В семье уверены: если бы Наталья оказалась в школе, не спаслась бы, настолько она мягкая и медлительная. Но она осталась дома с ребенком, а ее старшую дочь Аню спас друг Дмитрия Разумовского Максим Туркин. Девочка оказалась в столовой школы, где Максим накрыл своим телом гранату, чтобы спасти детей. Сейчас класс 1-й бесланской школы, где учится младшая Анина сестра Мадина, носит имя героя спецназа Максима Туркина.


— Аня первый раз в тот день пошла в школу одна, — рассказывает Наталья Цалоева. — Я с ребенком возилась, а потом услышала вдалеке выстрелы — думаю, день не выходной, что за салюты. Уже тревога появилась. Потом сестра позвонила — плачет, говорит, какую-то школу захватили. А я еще подумала: Аня всегда опаздывает, может, опоздает. Но дочка не опоздала.

Наши соседи перепугались, давай по машинам и уезжать. А я с этой крошкой стою, не знаю, что делать, где мои девочки? Начала такси вызывать, приехал мужчина, меня отвез, мы старшую из 3-й школы забрали, поехали к 1-й школе. Он денег не взял: уберите, говорит, немедленно. Еще пожелал, чтобы у нас все закончилось хорошо. Хороший человек, часто его вспоминаю, но так и не знаю, кто он.

Мне этот ребенок новорожденный не дал с ума сойти. У меня молоко сразу пропало, целый день воду ей только давала, она кричит, а магазины же сразу закрылись, не купишь нигде детское питание. Я у кого-то смесь взяла, а она от нее высыпала, плачет еще сильнее. Отвлекала меня от мысли, что твой ребенок вот, рядом, ее жизнь в руках каких-то сумасшедших, а ты ничего не можешь сделать.




А Дзерасса Дзестелова совсем как сестрой гордится девочкой Дианой — что та красавица и умница, закончила школу с золотой медалью и поступила в мединститут.

— Я все время в зале сидела рядом с женщиной Жанной с маленькой дочкой, она меня опекала тоже. Когда боевики начали списки составлять маленьких детей, чтобы их отпустить, она мне сказала, что я ее дочка и она меня тоже заберет. Я потом все эти годы с ними общалась. А как иначе, я же дочка.

Туфли и мармелад

Почему-то многие заложники вспоминают о своей обуви. Не об одежде, воде, ранениях. Они в подробностях помнят про обувь. Она как будто стала символом их веры в то, что они смогут уйти из этого спортзала. А чтобы уйти, обязательно нужна обувь.

— Говорят же, что человеческие качества проявляются в таких ситуациях, — говорит Дзерасса Дзестелова. — Я до второго числа туфли не снимала, сидела в юбке и пиджаке, хоть и жарко было — думала, как буду убегать без обуви. Так и ждала при параде, не собиралась там долго задерживаться.


А Наталья Цалоева тоже вспоминает о том, как за свои новые босоножки переживала ее выжившая дочь Аня.

— Мы ей все новое купили: форму, босоножки. Она потом мне сказала, что все за босоножки переживала, они же все босиком оттуда выскочили. Такая смешная — что такое босоножки по сравнению с жизнью.

Ирина Гуриева в свои восемь лет отчетливо запомнила только белые туфельки и мармелад.

— Мы тогда первого сентября, как всегда, рано встали, пришли в школу раньше всех, в классе немного с одноклассниками побыли. Потом нас позвали всех во двор. Но до того как мы построились в линейку, мы с моим одноклассником Георгием Ильиным успели сбегать в соседний магазин и купили жевательный мармелад. Красными сердечками, он, кажется, "Баба Яга" назывался. Чуть задержались — и не попали бы в лапы к террористам. Но мы как раз успели, только вернулись во двор школы, как началось. Я так хорошо этот мармелад помню, мы потом его еще в зале ели и других детей вокруг угощали. Вкусные были мармеладки.

У меня все было старое: и ранец, и пенал — все с первого класса. А вот туфли были новые, беленькие такие. Я их вообще не снимала, мне их было так жалко, все три дня до самого конца была в них. И когда нас привезли в полевой госпиталь, мы лежали на носилках, и соседи меня увидели, сняли одну туфельку, а потом отвлеклись. И, когда ко мне в больницу приходили, я говорила: как же так, у меня второй туфельки больше нет. Папа тогда вторую снял и сказал: новые купим. Вот туфельки запомнились, туфли было жалко, — вспоминает Ирина.

— Да, туфельки были хорошие, — улыбается Надежда Ильинична. — И Борик не снял тогда свои туфли. Они новые были, я ему говорю: сними, тяжело тебе, а он мне говорит: мам, я их потом обуть не смогу. А одежда у него вся старая была. Борику не смогла даже брюки и рубашку купить, троих детей в школу собрать трудно было. Я на рубашке рукава отрезала, они ему короткие стали, и подшила, а карманы на брюках пришлось просто застрочить, они совсем были обтрепанные.

А вот Георгий Ильин мармелад, так хорошо запомнившийся Ирине, вспомнил с большим трудом.

— Точно, был мармелад, — говорит он. — Я, кажется, нашу учительницу Ирину Захаровну тогда угощал. А потом она тоже погибла.


До и после

Вспоминая о том, как начался их трехдневный ад, бывшие заложники обязательно возвращаются мысленно в те минуты, когда смогли вырваться из школы.

Надежда Цалоева-Гуриева оставила тяжелораненого сына Борика в зале, чтобы спасти Ирину. И сегодня она утешается только тем, что мальчик умер до того, как начался пожар в зале.

— Я его положила рядом с другими ранеными, их всех вынесли, а Борика нет. Да и лицо у него спокойное, не такое, как у тех, кто горел заживо, — говорит учитель истории 1-й школы и хранитель Музея памяти Беслана.


Дзерассу Дзестелову спасла старшеклассница Залина Дзуцева, которая подсадила двух девочек на окно и приказала убегать.

— Я с подругой перед первым взрывом на коленях у Зайки лежала. А когда все началось, она меня на окно подняла и сказала бежать. Я только встала, тут второй взрыв, и меня опять в спортзал забросило. Зайка снова нас в окно. Так мы и побежали. Мы первые были. По тем, кто за нами бежал, уже стреляли, даже Зайке в ноги попали. А самое удивительное для меня было то, что вокруг солдаты, люди, очень много всех.



Георгий Ильин уверен, что только случай спас не только его родителей, но и его самого.

— Я все дни просидел под кольцом вместе со своей старшей сестрой и ее маленькими детьми.



— Мне ногу осколками усеяло, но я не почувствовал, убежал из зала. Так и выжил.