Анна Долгарева: "Нас с каждым разом остаётся всё меньше"

Побывала вчера у «Шторма Z» на позициях восточнее Клещеевки, на фланге Артёмовска. Меня-то пустили на самые дальние, тыловые позиции — и там было всего трое человек, в том числе Шрам, с которым я переписывалась.

Сам он бывший военный, осуждён изначально был по 105-й, потом статью переквалифицировали на «тяжкие телесные повреждения, повлёкшие за собой смерть».

Подрался с двухметровым боксёром, выхватил нож — и тот скончался от потери крови. Спокойный, улыбчивый, интеллигентный Шрам не захотел рассказывать о своих подвигах, но попросил рассказать про бойца, с которым вместе служит.

«Напишите про него обязательно. За это обычно к медали «За отвагу» представляли или к ордену Мужества», — сказал он.

Его товарищ был из Удмуртии. Мужичок в возрасте, позывной Старый.

«Послали нас в окопы на передок. У «укропов» всё простреливается, по пять коптеров над головой. А позицию держать надо, обстрел круглосуточно, перерывы они делают только во время приёма пищи. И ещё во время сумерек: коптеры летят менять оборудование с дневного на ночное и наоборот.

Соответственно, потери есть. Так вот, Старый — он за всеми нашими «двухсотыми» и «трёхсотыми» ходил — вытаскивать их, вообще не боясь. И так неделю, как в тире. Рашен сафари я это диво прозвал.

Я не удивлюсь, если они сидят кофе пьют и снаряды по нам пускают, как в компьютерной игре. Так вот, про Старого. Забрать раненого и доставить до точки эвакуации — это смертельный риск: боец, идя на помощь, понимает, что может не вернуться. Потому что если один человек, то они кинут снарядов 10—12, а если группа от двух человек, то начинается настоящее месиво.

Кидают 120-мм мину, а так как у миномёта скорострельность пониже, то сюда же кидают 80-мм мины, чтобы ты в перерыве не успел поменять позицию, пока они опять кинут 120-ю.

А Старый ходил. Раз за разом ходил и ходил, вытаскивал».

Шрам очень хотел, чтобы я написала про его товарища. Это был смертельно усталый человек, но переживал он не за себя.

Я привезла им несколько приборов ночного видения и тепловизор. Пообещала в следующий раз привезти побольше.

«Да побольше, может, и не понадобится, — с неловкой усмешкой ответил он. — Нас с каждым разом остаётся всё меньше».

Артиллерия работала постоянно. Даже здесь, на тыловых позициях, мы на несколько минут разминулись с прилётом «Града» на дорогу — воронка ещё дымилась, и только каким-то чудом мы не проткнули колёса осколками. По дороге навстречу попалась медицинская «буханка».

«Доброе утро, — написал мне на следующее утро Шрам, поймав связь (он ловил её утром и вечером). — У нас «двухсотый». Как раз тот человек, про которого я вчера рассказывал».

Старого теперь не представят ни к медали «За отвагу», ни к ордену Мужества. Но я запомню их, «штормов», под Артёмовском, преданных 4-й бригаде 2-го армейского корпуса ЛНР. И может, русские люди будут знать: был такой Старый, из бывших заключённых, мужичок в возрасте, не щадивший себя.