Даниил Туленков: Барс из детдома

Он погиб, и я могу называть его настоящий позывной. И имя, и фамилию.
Ему уже все равно.
Он лежит, заваленный землёй неподалеку от "очка Зеленского". Мы его не забрали, и, наверное, его уже никто никогда не заберёт.
Барс как комета, пролетел над землёй и растворился в небытие, бесследно.
Впрочем, у него осталась дочь. С ней он часто переписывался и созванивался по вотсапу.
Ее контакты он унес с собой. Барс был единственный, кто не сдал тогда телефон перед выходом.
Он такой был, все делал по своему.

Вся жизнь Барса была устроена через жопу.
Был он исключительно геморройным человеком, умевшим создавать проблемы на ровном месте, но в силу природной обаятельности и харизмы, обустраивавший все дело так, что его проблемы решали мы, все скопом.

Мы — это пять человек, живших отдельной коммуной на окраине города Т. в ожидании дальнейшего распределения.

Учебку я проходил в ДНР, там и была сформирована наша рота. Будучи отправленной на фронт, она с первых же дней показала свою абсолютную неслаженность, небоеспособность и неуправляемость как боевая единица. Понеся чудовищные потери, она была выведена в Т., и отсюда ее личный состав раздергивался по другим боеспособным частям.

В тот период, когда моя рота получала боевое крещение, меня в ее рядах не было.
Через три дня после прибытия за ленточку 15 человек из нашей роты, в их числе и я, были откомандированы в Н-скую бригаду морской пехоты в группу эвакуации раненых. Там я пребывал две недели, а после того как Н-ская бригада была выведена на ротацию, меня возвратили в свое подразделение, уже выведенное с фронта в город Т.

Роту я застал в ужасающем состоянии.
Пьянство, мародёрство, поножовщина, полное отсутствие дисциплины и, что самое главное, отсутствие командиров. Командиры, тоже набранные из спецконтингента, жили отдельно, предаваясь неге, сибаритству и распродаже армейского имущества.
Забегая вперёд скажу, что по состоянию на сегодняшний день все эти люди сидят в тюрьме. Кое-кто, причастный к особо тяжким преступлениям, получил уже пожизненный срок.
Т.е. да, такие печальные инциденты имели место быть, но относительно недолго, все это было пресечено слаженной работой военной полиции, органов госбезопасности, а виновные получили суровые наказания.

Однако в тот момент, когда я вернулся в город Т,. там творился кошмар.
Вот в этих условиях я, объединившись с другими адекватными сослуживцами, съехал со своей располаги в другое место неподалеку, и мы обосновались там.
Сначала нас было трое, потом к нам присоединился Барс, а потом ещё один.

Барс пришел к нам с "кичи", помятый, голодный и потрёпанный.
Напоминал он какого-то кота, ушедшего без спроса гулять на улицу, крепко побитого на ближайшей помойке своими дикими сородичами и вернувшегося домой.
Его пустили и обогрели, хотя с первых минут было ясно, что мы реально завели себе кота. Потому что ни денег, ни сигарет, ни чего-то ещё путного у Барса с собой не было. Но самое главное, что я, как человек, осуждённый по ст. 159 УК РФ понял мгновенно — у этого пассажира ничего не будет никогда.
Пассажир был абсолютно безнадёжен в смысле материальных ресурсов.
Он даже зарплатную карточку в Ростове сумел оформить через жопу, и теперь жалование ему не приходило.

Но вопрос о принятии новых членов нашей коммуны решался коллегиально, Барс был обаятелен, смирен и улыбчив, так что мне оставалось лишь мрачно и недружелюбно смотреть на него со своего топчана.
Невзирая на мой настрой, кот протянул мне свою лапку и представился: "Рома".
Мне ничего не оставалось, как подать ему руку в ответ и смириться с тем, что шлюзы канала, по которому станут утекать наши скудные ресурсы, открыты безвозвратно. И обратного течения по этому каналу не будет.

Барс был совершенно бесполезен в хозяйстве.
В роту худо-бедно, несмотря на весь бардак, привозили продукты и надо было за ними ходить.
Отправлять Барса было бессмысленно. Он уходил в штаб и залипал там на халявном вайфае. Идя в магазин за хлебом, он на все деньги покупал пива и не моргнув глазом говорил, что хлеб в магазин не привезли, но не зря же я ходил. Купленные на общак сигареты Барс щедро раздавал всем страждущим, при том что мог сам в один присест выкурить полпачки.

Пока его не было к нам и не думали ходить обитатели "синей ямы", откуда мы съехали, но, едва появился Барс, народная тропа перестала к нам зарастать.
Толпы людей зачастили к нам, часто еле стоя на ногах. В основном для того, чтобы дать Барсу просраться (он умудрялся чудить везде, где только мог), ну и заодно опустошить наши запасы сигарет, чая, кофе или продуктов. Потому что это нам приходилось угомонять общественность и заливать барсовы исполнения чаем, кофе и чем только ещё...
Каждый из нас по нескольку раз за день собирался пристрелить его, но обаятельный кот всегда умел вывернуться и обезоружить любой самый праведный гнев.

В один прекрасный день к нам приехали люди из того подразделения, где я служу сейчас.
Я сразу же понял, что надо ехать, и ехать немедленно. Сидеть в городе Т. становилось все более и более чревато проблемами.
Мои опасения, к слову говоря, подтвердились. Через несколько дней после того, как мы уехали, в расположение заявилась военная полиция, все обитатели "синей ямы" были частично возвращены обратно в исправительные учреждения с добавкой по новым статьям, а частично отправлены на особо сложные участки фронта, где и сложили свои головы.
Я уехал туда, где нахожусь сейчас, сагитировал ехать со мной своих товарищей. Разумеется, мы взяли с собой и кота.

Первое задание мы получили через три дня после прибытия. В группу вошли я, Барс и ещё двое обитателей нашего кибуца с окраины города Т.
Во главе нашей группы встал старослужащий, я назову его мистер Грин, и в качестве опытных бойцов ещё двое.
Далее началось наше путешествие в "очко Зеленского", описанное мною ранее.

Два супервоина, как истинные мачо, сломились от нас в лесополке на подходе, и на исходную точку, в пробку, образованную засевшими в нашем опорнике хохлами, вышли мистер Грин, я, Барс и ещё двое с нами.
Мистер Грин решил провести разведку боем.
Мистер Грин имел основания полагать, что хохлы покинули опорник. Обстреляв их из пулемета, выпустив по ним выстрел из гранатомёта и не получив ни одного выстрела в ответ, мистер Грин кликнул добровольцев, готовых пойти с ним.
Один из наших бойцов контролировал сектор с тыла нашей позиции и не рассматривался как кандидат.

Пойти должны были или я, или Барс, или третий с нами.
Я сидел на дне траншеи и набивал опорожненные магазины. Когда мистер Грин предложил кому-то из нас пойти с ним, я отвёл глаза в сторону. Отвёл глаза в сторону третий из нас.
А Барс...
... По законам жанра непутёвый Барс должен был сказать, твердо и мужественно: "Я пойду".
Но Барс тоже отвёл глаза в сторону.
И тогда мистер Грин, видя, что добровольцев тут нет, ткнул пальцем в Барса и сказал: "Давай тогда ты, пошли со мной".
И Барс пошёл.
Я проводил его взглядом и продолжил дальше набивать магазины.
А потом была дикая трескотня, крики, и из-за угла окопа выскочил мистер Грин со словами: "У нас минус один".

Мистер Грин и Барс дошли до "штанов", где окоп раздваивается. Там был блиндаж и мистер Грин его зачистил, приказав Барсу быть у входа и следить за "штанами".
Барс как всегда все сделал по своему. Он оставил мистера Грина в блиндаже и тупо пошел вперёд.
Прямо в "штанах" его изрешетили в упор.
Мистер Грин успел увидеть, только как он лежит в проходе и стреляет в конвульсиях из автомата.
Помочь ему было ничем нельзя.

Барс погиб совершенно нелепо, в силу своей кошачьей неуправляемости и органической неспособности делать то, что тебе говорят.
Ни я, ни мой товарищ, будь на его месте, не совершили бы такой глупости.
Но мы не пошли. А он пошёл.
А будь с нами те, что свалили в лесополосе, расклад был бы совсем другой. Мы бы прошли эти "штаны" без потерь, потому что именно на зачистку таких "штанов" нас и натаскивали в учебке. Натаскивали так, что бы не оставить противнику никаких шансов.

В моей жизни здесь было много ситуаций, в которых я, окажись там или там, непонятно как бы себя повел.
Но эта ситуация именно та, где я могу точно смоделировать свое поведение.
В этом и горечь ее.
И поэтому этот случай я буду помнить всегда и корить себя за то, что отвёл тогда глаза в сторону.

Я пасанул перед барьером, который мог гарантированно преодолеть.
Не думаю, что я здесь один такой. Думаю, у многих был такой барьер. Об этом совестно и неприятно говорить. О таком стараются забыть, тем более если есть в активе дела, где ты проявил себя должным образом.

Но признать свою слабость — это тоже барьер.
И хотя бы его ты должен преодолеть.
Если хочешь, конечно, быть честным хотя бы самим с собой.

Шторм Z. Туленков о войне. Лето под Работино