Вершинин: Когда был ростик маленький

Несколько писем в личку по мотивам "Досье", варьирующих вопрос, "не пытаюсь ли я неявно намекнуть, что Российская Федерация предала сербов?", по здравом размышлении заслуживают публичного ответа. Ибо род приходит, и род уходит, но возвращается ветер на круги своя...


Прежде всего: все, о чем я собираюсь рассказать, описано в деталях, и список литературы будет дан в завершение материала, но начать следует с того, что на первом этапе "балканского кризиса" позиция Москвы была двойственной. С одной стороны, Ельцин, чувствовавший себя ужасно важным и могучим, искренне желал помочь сербам Боснии и Хорватии, с другой, практически все его окружение, - а уж Андрея "Мистер Да" Козырева, главу МИД, и говорить не приходится, - хотели только одного: сделать все, чтобы США и другие партнеры были довольны.

Именно этой двойственностью объяснялась специфика двухлетней, - 1992-1994, - а неформально и трехлетней "миссии Чуркина". С одной стороны, никак формально не причастный к "ультра-западной" тусовке, с другой, - друг и протеже "М-ра Да", Виталий Иванович более 30 раз посещал Белград и Книн, разъясняя Караджичу, что Москва не подведет, но нужно делать жесты доброй воли, вроде отвода арты, чтобы Москве было легче заступаться, а Милошевичу, что Москва, как бы все ни кончилось, уж конкретно Сербию обидеть не позволит, или, иначе говоря,

"не раз убеждал сербов пойти на разумные компромиссы, спасая их от очередных санкций и бомбардировок", то есть, положившись на Москву, уступать, уступать и уступать. И сербы уступали. А когда мусульмане в Боснии нарушали перемирие, - что случалось нередко, - или хорваты занимали очередную "серую зону", в порядке жеста доброй воли оставленную сербами, Виталий Иванович неизменно выступал с жесткими заявлениями о том, "что любое применение силы вне рамок самообороны может поставить под угрозу миротворческую операцию

в Боснии, нарушить хрупкое перемирие и нанести урон отношениям РФ-НАТО", - и об этом неизменно сообщали весьма довольному Ельцину, однако заявления Чуркина оставались только словами, официально же г-н Козырев вслед за там неизменно уточнял, что выступления российского посла "не следует расценивать как свидетельство разрыва или резкого обострения отношений РФ с НАТО", давая понять, что можно не церемониться. В итоге, как известно, м-р Холбрук предложил свой план, а когда Белград и Книн его отвергли, случилась (уже без участия Чуркина) "Олуя", после чего оказалось, что альтернативы "плану Холбрука" нет,

и был Дейтон, за кулисами которого Москва подтвердила "Слобо", что, во всяком случае, больше никаких претензий к Югославии люди с Запада предъявлять не станут, а ежели что, она вступится. И когда пару лет спустя началось "ежели что", Москва вновь оказалась в двойственном положении. С одной стороны, Ельцин по-прежнему хотел помочь Белграду, - больше того, он открыто заявил "Сербов в обиду не дадим!", и это заявление в Белграде, получив подтверждения от Евгения Примакова, нового главы МИД, приняли к сведению,

с другой, большая часть московских элит ("Семья" и примыкающие) по-прежнему стояли на том, что главное - дружить с Западом, и в итоге, после серии рокировок и назначения Примакова премьером, в МИД пришел Игорь Иванов, "М-р Д 2.0", а спецпредставителем был назначен Виктор Черномырдин, "который путал Хорватию с Боснией", после чего "посредническая миссия России превратилась в дымовую завесу", сдобренную яркими постановочными шоу вроде "броска на Приштину" и похода "Лимана", радовавших Ельцина и очень обнадеживавших Белград, но и только:

партнеры были уведомлены, что Москва потерпит, - Ельцина уже уломали, - и начались бомбардировки (трагические детали, включая нюансы "миссии Черномырдина", здесь), после чего "разворот над Атлантикой" стал уже просто криком души Примакова, вслед за тем вылетевшего в отставку, и на смену ему пришел Сергей "Чего изволите?" Степашин. Однако возникли побочные эффекты: общественность, на тот момент еще не отполированная по стойке "смирно", начала задавать вопросы, волновавшие многих, - а поскольку год был предвыборный, операция "Преемник" раскручивалась вовсю,

"золотым перьям" той эпохи был спущен заказ на отмывание черного кобеля, и "золотые перья" (в авангарде шел Геннадий Сысоев, главный балканист "Ъ", тогдашнего "почти официоза") заскрипели в авральном режиме. Не отрицая, что Ельцин давал сербам гарантии (а как было отрицать?) и признавая, что Черномырдин хамски давил на Милошевича ("доходчиво, но жестко объяснил сербскому лидеру, какие уступки от него требуются. Только такой тактикой можно добиться результатов"), электорату на пальцах, в будущем стиле тогда еще молоденького Ростислава Ищенко разъясняли,

что Борис Николаевич никому ничего не обещал, а просто "неудачно бросил фразу", что "Лиман" вовсе не был намеком на возможность поддержки, а был ржавой посудиной, пришедшей в Адриатику чуть ли не случайно, чо виноваты исключительно "российские левые", якобы гарантировавшие "Слобо" поддержку (притом, что левые никакой роли в политике не играли), что (далее не дословно, но по смыслу) Милошевич "не наш, а прозападный, хочет втянуть Россию в Третью мировую, если сербы сами-сами не встали, как один, то почему наши мальчики должны гибнуть на Балканах

за этих ленивых хатаскрайников?", и вообще, тот факт, что именно Черномырдин "выбил из Милошевича самое главное — согласие на ввод международного военного контингента в Косово" есть перемога и символ мощи, ибо-де уж теперь-то, когда "Москва прочно закрепила за собой одну из главных ролей в разрешении косовского кризиса", древний сербский край у Сербии никто не отнимет. И электорат, усердно обрабатываемый, в какой-то момент поверил, как поверилразводке с прокурором Скуратовым, и подлому, хотя и весьма искусному потоку чернухи на опасного для "Семьи" Примакова.

На том было приказано забыть, да шило полезло из мешка. Появились мемуары м-с Олбрайт и м-ра Кларка, затем г-на Ахтисаари, и наконец, беспощадная книга г-на Тэлбота, где роль Российской Федерации оценивалась, как "весьма полезная с точки зрения демократии... без участия русских диктатор мог решиться на отчаянные шаги, вплоть до вторжения в Боснию или Македонию... о русские гарантии, ни к чему не обязывавшие Альянс, его убедили", и поскольку судьба Косова и лично "Слобо", и стало быть, цена слову Кремля уже были известны,

а речь шла не о доверчивом российском электорате, а о международном политикуме, - в частности, сербском, где люди Джинджича открыто глумились над русофилами в стиле "Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?", в Кремле, где Ельцин уже устал и ушел, решили, что, говоря словами Черномырдина, "То, что написал Тэлботт о России и наших руководителях — это уж слишком", поскольку подрывает позиции Москы на Балканах, и вообще, формирует образ нового руководства, как чего-то слабенького и уступчивого перед давлением. В связи с чем, бывшему премьеру пришлось написать (вернее, заказать коллективу авторов) специальную книгу "Вызов", дабы опровергнуть вражьи вымыслы и доказать, как бела и пушиста была Российская Федерация в период растерзания СРЮ.

Ну и написали. И представили как "фундаментальную работу" (д.и.н. Истягин). И возвели в ранг канона: "Многие пытались писать о Югославии — в частности, небезызвестные госсекретарь Олбрайт и генерал Кларк, но только Черномырдину удалось заполнить вакуум" (Игорь Иванов, "М-р Да 2.0"). Только г-жа Гуськова, ведущий балканист РАН, дорожа репутацией, осторожно отметила, что "роль В. С. Черномырдина несколько приукрашена... по сути он не смог добиться выполнения тех требований, в которых была заинтересована Россия", а на Западе "мировой бестселлер" вежливо оценили, как "добротную подборку документов". И...

И хотя тема, пусть подугасшая, по-прежнему беспокоит российские элиты, то и дело вбрасывающие в массы (о западных читателях уже речи нет) дополнительные разъяснения на тему "как Черномырдин спасал Россию", все это уже совершенно неважно. Главное в том, что бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после...