Пишет Дмитрий Стешин: У меня была своя война с Лимоновым

С 2006 года Лимонов был у меня в личном стоп-листе. Я «забанил» мэтра. Многие считают журналистов пресмыкающейся сволочью, готовых на любые унижения, но это не так. Я мстителен, горд и злопамятен. Выучился у любимого писателя. И вот, пришлось ему первый раз позвонить, контактировать Лимонова (его любимое слово, встречающееся в эмигрантских циклах рассказов и повестей). Контактировать и взять комментарий для рубрики «Вопрос дня» в «Комсомолке». Телефон раздобыл без труда, набрал цифры, представился, задал какой-то вопрос и услышал в трубке знакомый по фонограммам, раздраженный, чуть дребезжащий голос Мэтра:

- Что вы меня о всякой ерунде спрашиваете! Вы бы еще про собачек бездомных спросили!

Повисла пауза. У меня была заготовлена эта фраза, но для других обстоятельств. Ничего, сгодилась:

- Эдуард Вениаминович, когда вы в тюрьме сидели, я все ваши книги покупал, чтобы вас своей копеечкой поддержать! – и я повесил трубку. Через десять секунд Лимонов набрал меня обратно, дал гудков пять и отключился. А я занес его номер в «черный список» телефона и никогда ему больше не звонил. Но книги его продолжал читать, потому что он был великий писатель и голос поколения. Не выгнутый коньюктурно, а прямой и честный. Писавший так, как было, но через призму раздутого эго Эдички, сидящего на балконе дешевого Нью-Йоркского отеля с кастрюлей борща и эрегированным членом, готовым изнасиловать наш буржуазный мир – трусливый и погрязший. Что чистая правда.

Два года назад мне выпала честь пригласить Лимонова к нам на Радио «Комсомольская правда». О затаенной ментальной войне с мэтром знали только я и моя подушка. Прошло 14 лет, я малость остыл, повзрослел и без душевных мук написал Эдуарду Вениаминовичу сдержанное письмо, где в паре предложений попытался объяснить – кто я и что я. И зачем. Ответ меня потряс: «Я вас читаю, Дмитрий». И дальше: «Я беру за выступление в СМИ гонорар, обычно 40 тысяч, для вас 25. Устроит?». На Радио Лимонов пришел со своим охранником. За неделю до этого визита в нашей студии били Гозмана, мы здорово хайпанули на этой истории и Дед, так его звали в последние годы, все предусмотрел. Может быть, он решил, что такие вот порядки теперь заведены в «КП» – бить гостей? Не знаю. Лимонов несколько напряженно и собранно пил кофе в приемной. Охранник нависал. И в качестве подстройки, но не кривя душой, я так и сказал ему с порога:

- Я все ваши книги прочел.

Лимонов изумился:

- Зачем?

- Это честные книги.

Что еще я ему мог на это сказать? Начать сбивчиво объяснять, что учился военной журналистике по его публицистике? Что он мой любимый писатель? Зная его характер, я догадывался, что Лимонов не любит такого. Просто потому, что слышал это тысячи раз. И тогда я попытался закрыть гештальт фразой, которая меня точила внутри целых 14 лет, с того самого звонка в «Вопрос дня»:

- Когда вы в тюрьме сидели, я покупал ваши книги, специально, поддержать чтобы...

Лимонов, конечно же ничего не вспомнил и махнул рукой:

- Я ничего в тюрьме не получал, почти. Что с наших издателей получишь?

Я сунул ему в руки конверт, он, не глядя, убрал его в карман и мы, покончив со слегка постыдными формальностями, пошли в студию. Это было хорошее интервью, редкое по содержанию и обстоятельствам: писатель говорил со своим читателем, которого воспитал. Во всем этом был завершенный сюжет – хранить в душе обиду на великого человека, и много лет впитывать его мысли, образы и эмоции, а потом узнать, что и он читает тебя... Обида из-за несправедливости, хорошее топливо для творчества. Я знаю, я прочел все книги Лимонова.

Последнюю его книгу «Кладбища», я читал за 15 минут до звонка редактора: «Умер Лимонов, садись и пиши». Я попробовал написать так, чтобы Лимонову, на небе, не было за меня стыдно.

А вот оно, то самое интервью на Радио "Комсомольская правда":