Борис Рожин: Субъективные тезисы о проблемах СВО после 100 дней наблюдения

1. Ставка на быстрое завершение операции. Не сработала. В том числе по причине отсутствия стратегической и оперативной внезапности. Противник знал об операции и готовился к ней. Надежды на повторение «Крымского сценария» очевидно были неоправданными. В целом, Россия оказалась в ситуации известного афоризма "Не можешь победить красиво, просто победи". Чем ВС РФ сейчас и занимаются, пересмотрев стратегию и тактику ввиду чего боевые действия февраля-марта разительно отличаются от того, что мы видим в мае. Это опять же говорит о том, что происходит адаптация армии мирного времени к реалиям текущей войны.

2. Ставка на старые украинские олигархические элиты, связанные с «Партией регионов». Не сработала, как, собственно, и раньше. Эта субстанция сгнила еще к 2014 году. Хватит цепляться за этот сгнивший труп. За все предшествующие шашни с Ахметовым (Мариуполь оценил) и прочей шоблой, нынче приходится платить, в том числе и кровью.Это не проблема вооруженных сил, а скорее вопрос политического обеспечения операций, где в ход пошли неверные предпосылки.

3. Мобилизация ЛНР и ДНР. Если осуществить мобилизацию смогли (в том числе и с учетом необходимости покрытия «мертвых душ» в бригадах и БТРО), то нормальное снабжение резервистов по мобилизации обеспечено не было, в силу различных недоработок (назовем это так) предшествующего периода. Проблема решается уже в процессе как государством, так и волонтерами. Но лучше этим заниматься до начала боевых действий, а не вовремя.

4. Связь. Выявились различные недостатки как штатных систем связи (тех же «Азартов»), так и банальная нехватка радиофикации на тактическом уровне. В результате уже по ходу боевых действий наблюдается охота за дешевыми китайскими заменителями. Плюс ко всему, противник (НАТО) имеет доступ к некоторым каналам связи, что негативно сказывается не ведении боевых действий. Проблему предстоит решать уже в процессе.

5. БПЛА. К началу операции достаточного кол-ва разведывательно-ударных комплексов не успели обеспечить. Прогресс в этом вопросе за последние годы был очевиден, но конкретно к этой войне не успели насыть войска необходимым кол-вом дронов. Очевидно, что дронов нужно больше в разы. Плюс ко всему проявилась острая нехватка квадрокоптеров на тактическом уровне – практика показала огромный запрос войск на этот расходник. Проблема решается уже в процессе.

6. Проблемы с логистикой. Практика первого месяца боевых действий показала, что логистику надо серьезно прокачивать – существенное кол-во техники было потеряно на марше не в силу действий противника, а в силу проблем с организацией подвоза ГСМ и комплектующих. Очевидно, что логистика выстроенная под нужды СВО ограниченными средствами недостаточна для операций фронтового уровня с высокоинтенсивными боевыми действиями. Проблема решается уже в процессе.

7. Кризис ГСМ ВСУ. Почти на месяц затянули с организацией кризиса ГСМ у противника. В случае уничтожения украинских НПЗ в марте (особенно Кременчугского НПЗ), кризис с поставками топлива на Украине наступил бы на месяц раньше, что безусловно сказалось бы и на ходе боевых действий, и на ситуации на Украине в целом.

8. Логистика противника. Опять же на месяц затянули с ударами по транспортным коммуникациям противника на Западной и в Центральной Украине. Практика показала, что удары по подстанциям и мостам вызывают серьезные проблемы, особенно при комплексном воздействии.

9. Недооценка фактора НАТО. Некоторые необязательные потери, включая крейсер «Москва», удары по скоплениям войск или командным пунктам, являются следствием предоставлению противнику данных технической разведки НАТО (которая объективно превосходит российские технические возможности, особенно в части спутниковой разведки), которые используются для ударов по уязвимым объектам в короткие сроки, что в тех или иных моментах сказывалось на темпе и характере развития операций.

10. Информационная война. Как и в 2014-м систему настраивали фактически с колес, в то время как противник уже имел полностью развернутые системы информационно-психологической войны, заточенные под обеспечение боевых действий. Уроки из 2014-го не извлекли, поэтому снова оказались в положении догоняющих. К маю более-менее догнали. Давайте следующий раз готовить такие системы до, а не во время боевых действий.

Это, разумеется, не полноценный анализ, а скорее субъективные наблюдения, сложившиеся за время наблюдения за развитием операций ВС РФ и союзных войск на Украине. И это, разумеется, не все имеющиеся проблемы, но те, которые показались более существенными.

В целом, данная война, как и любая другая, это лучший учитель для армии. Соответственно, армия будет меняться с учетом получаемого опыта, который оплачивается в том числе и кровью. Как и любая другая структура, армия создается людьми. А люди не идеальны и совершают ошибки на разных уровнях. До и вовремя. Задача руководства армии – своевременно их вскрывать и устранять, что, собственно, и составляет часть процесса развития вооруженных сил в условиях войны. Все мы прекрасно знаем, как тяжко училось руководство Красной Армии во главе со Сталиным в годы ВОВ, чтобы создать ту машину, которую сокрушали объединенную вокруг Третьего Рейха Европу. Точно также как сирийский опыт серьезно изменил российскую армию, украинский опыт изменит ее в еще большей степени в силу характера, интенсивности и стоимости обучения.

Это более дорогостоящее обучение, нежели в Сирии, но здесь мы уже напрямую участвуем в прокси-войне с США и НАТО и уроки тут более дорогие, где все наши достоинства и недостатки достаточно быстро проявляют себя. Свои косяки надо исправлять, ценный опыт, связанный с изучением действий противника, надо аккумулировать и внедрять, ну а сильные стороны развивать и укреплять, чтобы облегчить достижение поставленных политическим руководством страны целей и пригодится в будущих войнах. Вы же не думаете, что это последняя война?

PS. Об успехах и достижениях поговорим в отдельной публикации на выходных.