Святослав Голиков: В начале мая на меня накатывают весьма противоречивые чувства

2 мая, в тот самый день, когда Чуйков принимал капитуляцию берлинского гарнизона в сорок пятом, штурмовики украинского недо-Рейха устроили бойню в Одессе. 9 мая, в этот святой день Победы, в четырнадцатом году в Мариуполе, освобождённом от немецких нацистов в далёком сорок третьем, снова шёл бой с нацистами. Теперь украинскими, но вполне себе наследующими тем, немецким.

В общем, как вы понимаете, в начале мая на меня накатывают весьма противоречивые чувства. Пожалуй, первые пару лет после четырнадцатого такого не было. А вот по мере затягивания существования вот этого режима на оторванных от Большой Земли юго-западных территориях со всеми сопутствующими проявлениями его существования мне на 9 Мая год от года становилось всё тягостнее. (Подозреваю, что я очень сильно не одинок в этих чувствах.)

Сейчас, на втором году войны, это уже просто жгучая боль и стыд. ОНИ смогли. Мы - пока нет. Хотя вру, Ржев-42 мы вполне себе успешно повторяем. Правда, с нашими темпами я даже не представляю, когда мы сподобимся повторить Киев-43. Вот такие хреновые наследники. Хранить ИХ память - это одно. А вот быть достойными этой памяти - это уже совсем другое.

Вот что мне сказать, глядя в глаза моему деду на фотографии? (А путь у него был весьма нелёгкий: Финская - тяжёлое ранение, Ораниенбаумский плацдарм - тяжёлое ранение, район Сталинграда - тяжёлое ранение.) Дед, я попытался... Мне это сказать? (Ещё плечами пожать и руками развести.) Сейчас мы не имеем права на ИХ лавровый венок.

Вот кто этого венка достоин, так это наши павшие (как и все те, кто не дожил до Победы тогда). Но пока они принимают терновый венец. И даже если всё это на данном этапе закончится нехорошо, мёртвые сраму не имут. Вот, скажем, моему двоюродному брату Лёше будет не стыдно сказать нашему деду: дед, я попытался. Так вышло, что Лёша погиб в ноябре под Волновахой.

А вот как нести этот груз остающимся в живых - большой вопрос. Повисающий пока в воздухе. Но с этим грузом позора и стыда остающимся в живых надо как-то управиться. Ради ИХ памяти. Ради наших павших. Ради своей собственной совести. Ради нашего будущего. Дабы не было потом мучительно больно...