ATOMIC CHERRY: Ответы на текст Арестовича посвященный структурной реорганизации ВС РФ и влияния этих процессов на ход боевых действий

Раз уж в последнее время появилась возможность вести дискуссии с @O_Arestovich_official, то дерзну включиться в таковую и я. Опубликованный им вчера большой текст, посвященный структурной реорганизации ВС РФ и влияния этих процессов на ход боевых действий – в частности, на обозначившийся позиционный тупик, близок по тематике и направлению рассуждений тому, что писал я сам, однако в материале присутствует ряд тезисов, которые необходимо оспорить, а часть – развернуть и рассмотреть более расширенно.

Начать я бы хотел с обсуждения данного утверждения:

"

Ранее я публиковал ряд текстов, посвящённых сущности позиционного тупика, и указывая в т.ч. на примере военной школы эпохи Интербеллума, что данное явление всецело имеет именно что организационные причины. К сожалению, в массовом сознании и спустя век после завершения Первой Мировой войны присутствует миф о том, что проблема позиционного тупика была решена техническими средствами, а совершили это немцы. Это ложь – данное достижение принадлежит французской военной школе, которая блестяще реорганизовала линейные пехотные части и артиллерийские подразделения, заставив работать их в синергии. Французы стали первопроходцами в области внедрения аэроразведки – это вкупе с радиосвязью позволило кратно расширить возможности артиллерии. Завершили процесс высокие темпы механизации французских линейных частей, которые стали более мобильными и тяжеловооруженными в сравнении с германскими дивизиями – фактически, маршал Петен сформировал в заключительный этап Великой войны современный образ общевойскового боя, который был позаимствован немецкими военными теоретиками и реализован в доктрине Блицкрига.

К чему же сей долгий экскурс? Сами по себе системы вооружений никогда не разрешают принципиальные вопросы, связанные с провалами в организации – и чрезвычайно странно, что это так и не было осмыслено В.Ф. Залужным, который видел выход исключительно в создании средств радиоэлектронной борьбы стратегического уровня (что само по себе является спорным и сигнализирующим на концептуальный тупик решением).



Артиллерийские бригады – не новое явление в российско-украинском конфликте, и массовое их внедрение началось именно ВСУ по итогам результатов боевых действий 2014-15 годов – в рамках украинских вооружённых сил это были действительно уникальные подразделения, имевшие собственный независимый разведывательный контур, приоритет по оснащению, развитые системы связи и пр. Более того, именно ОАБр стали ключевым фактором устойчивости ВСУ после начала полномасштабного конфликта в 2022 году – концентрация огневых и разведывательных средств вкупе с концентрацией компетенций показали высокие результаты, не оставшиеся незамеченными и в России. Повторюсь, факт их существования не является неким уникальным решением в рамках российских вооружённых сил, и странно выставлять это как некое ключевое достижение ВС РФ, тогда как ВСУ имеют аналогичный штатно-организационный элемент в своем арсенале. Другой вопрос – и он, опять же, связан именно с организацией, – что украинская военно-административная система не справилась с управлением ОАБр, создав в их рамках неадекватный логистический и технический хаос, отказавшись от некогда очень серьёзного преимущества концентрации однообразных систем вооружений и профильных специалистов, в результате чего подорвала возможности собственной артиллерии и её боевую эффективность. Посему данный тезис чрезвычайно спорен по своему содержанию.





Данный тезис правдив лишь отчасти. Не могу судить об административных баталиях внутри украинского военно-политического аппарата за неимением сведений, однако у Залужного была возможность формирования пусть менее гибкой, но все же допускающей концентрацию сил и средств корпусной системы – и как неоднократно заявлялось украинским руководством с конца осени 2022 года, вооруженные силы приступили к реорганизации в рамках формирования корпусов.

Фактически же за более чем полгода подготовки к проведению наступательной операции на Запорожском направлении в рамках ВСУ не было сделало ничего, что говорило бы о массировании сил и средств. И в данном контексте следует честно признать крайне низкое качество компетенций В.Ф. Залужного как военного администратора – об этом также весьма красноречиво свидетельствует полное отсутствие в ВСУ единой программы подготовки мобилизованных, инструкторского корпуса, неадекватная система военных заказов за рубежом, провалы в системе военной юстиции (с более чем 90 тысяч военнослужащих, совершивших «самовільне залишення частини») и многое, многое другое, что входило в его юрисдикцию, как Главнокомандующего (O_Arestovich_official в своих эфирах часто упоминает, что-де В.Ф. Залужный был скован в возможностях и полномочиях, однако компетентный военный администратор потому и является компетентным, ибо в кризисной ситуации находит способы преодоления юридических ограничений, препятствующих реализации процессов военного строительства).

Отдельно стоит и сказать об одной особенности текущего состояния ВСУ – фактически, украинские линейные бригады давно уже перестали быть, собственно, бригадами, и по своей численности стремятся к дивизиям (в отдельных случаях численность бригад превышает 10 тысяч единиц личного состава). То есть говорить о каком-то тотальном численном превосходстве российской армии, например, на Авдеевском направлении просто-напросто некорректно – концентрация личного состава в украинских частях вполне сопоставима с таковой в российских (но здесь включается столь любимая пропагандой магия слов – «враг заваливает нас мясом, бросая в бой дивизии, тогда как мы отбиваемся маленькими бригадами». И никого не волнует, что в «дивизии» может быть 8 тысяч солдат, а в «бригаде» – 7 тысяч).



Проблема ВСУ заключается не в пресловутых «стандартах НАТО», а в том, что перейти к ним руководство украинских вооружённых сил (к коему в первую очередь относится неоднократно упомянутый В.Ф. Залужный) по некой любопытной причине решило непосредственно в ходе боевых действий. Весь основной массив украинских военных реформ в период с 2015 по 2022 год всецело и полностью опирались на советские доктрины и все существенные военные достижения ВСУ были реализованы именно благодаря вполне грамотной адаптации советских подходов на украинские военные потребности. Собственно, основными столпами украинской боеспособности стала ставка на качество работы и концентрацию артиллерии, реанимация советской системы регионального ПВО, системы массовой мобилизации и советской же железнодорожной логистики (планы развёртывания ГШ СССР были просто «отзеркалены» с поправкой на необходимость переброски войск не на запад, а на восток).

Переход на совершенно иную, абсолютно чуждую систему подходов к реализации военного строительства в подобных условиях, естественно, оказался далеко не самым компетентным решением. Впрочем, здесь мы вновь возвращаемся к вопросам качества украинской системе военного администрирования – за 10 прошедших лет она так и не сформировала единой программы подготовки личного состава, и игнорирует данный вопрос на протяжении двух лет перманентной мобилизации. Страны НАТО имеют качественно оборудованные полигоны и мощный костяк инструкторов – фактор, который был опасным подспорьем, но Украина его никак не реализовала, получив в конечном итоге лишь массу разношерстно подготовленной пехоты низкого качества.





Собственно, самая интересная и самая (с моей точки зрения) спорная часть.

В чем состоит большая ошибка 99% всех тех, кто пытается анализировать российские вооруженные силы? Как правило, это отказ от того, что в них может быть нечто самобытное – что это может быть механизм, обладающий некими индивидуальными чертами, резко контрастирующими как с западными, так и советскими подходами.

Индустриальная эпоха породила две ключевые концепции ведения боевых действий, и обе они были сформулированы германскими военными теоретиками. Первая – теория концентрических операций, блестяще описанная в труде генерала Вальдемара Эрфурта «Победа с полным уничтожением противника»; на ней всецело и полностью стоит вся современная западная военная школа. Вторая же стала плодом отчаянной нужды в условиях позиционного тупика, будучи сформулированной и реализованной Эрихом фон Фалькенхаймом. Долгое время она пребывала в забвении, но вновь явила себя миру после 2022 года.

Истории она известна как «стратегия аннигиляции» – и именно эта концепция стала опорной точкой российских военных планировщиков.

Общеизвестная точка зрения гласит, что потери обороняющегося всегда имеют меньшую пропорцию, чем потери наступающего. Это утверждение справедливо лишь отчасти – такое соотношение потерь достигается лишь при условии ведения активной маневренной обороны. При обороне статической же потери обеих сторон всегда равны – ибо интенсивное сражение в узкой полосе быстро лишает обороняющегося всех его преимуществ, вынуждая регулярно и отчаянно контратаковать с целью стабилизации линии фронта. Очень быстро этот процесс становится хаотичным и неуправляемым – стремясь недопустить отступления, в зону потенциального прорыва без какой-либо координации, управления и обеспечения вливаются все новые и новые подразделения, в считанные дни теряющие свою боеспособность и большую часть личного состава.

Что-то напоминает, не так ли?

Напоминает целую цепочку операций последних лет – от Бахмута до Авдеевки, – где ВСУ более семи раз подряд втягивали в сражения на истощение, перемалывая костяк самого боеспособного личного состава и вынуждая концентрировать и терять немногочисленные технические ресурсы.

То, что реализовал российский Генштаб, мало напоминает советский принцип планирования операций. Его решения, пожалуй, уникальны – чрезвычайно прагматичны, ибо учитывают ряд переменных, характерных именно для текущего конфликта, и эффективны. Проводимые операции реализуются не ради территориальных приобретений – и недаром их объектами становятся столь сложные цели, как Авдеевский укрепрайон. Они последовательно реализуют раз за разом лишь одну задачу – спровоцировать украинское командование на оборону любой ценой и еще больше сточить резерв военных активов, приближая ВСУ к точке структурного надлома, вызванного потерями и дефицитом ресурсов.

Западные страны столь упорно идут по пути отказа от обеспечения Украины не исключительно лишь по причине их «сна», ув. Алексей Николаевич. Каждое такое сражение на аннигиляцию требует от них все больших вложений в реорганизацию украинской армии, а таких сил и средств у них просто-напросто нет – это замкнутый круг, в рамках которого руководство Украины очень скоро окажется перед простым выбором – спасти как можно больше солдат и потерять большóй объем территории, или же медленно уступать их, разменивая метры земли и восполняя нехватку боеприпасов жизнями мобилизованных. Вы пишете свой текст, желая спровоцировать изменения и полагая, что возможности для маневра у Киева все еще присутствуют. Но это не так – ВСУ уже более года пребывает в пассивной роли исполнителя российской стратегии, и успешно стачивает свой ресурс – который, как мы прекрасно понимаем, конечен. Вырваться из этого возможно лишь путем ведения переговоров... И альтернативы этому сценарию нет.

Такова логика стратегии аннигиляции.





Право, сарказм здесь несколько неуместен, и, думаю, Вы с этим согласитесь. Пусть мы описываем происходящие процессы сухими строками – за ними стоят наши соотечественники, которые проходят через сражения апокалиптического характера, и из уважения к ним мне хотелось бы вести наш диалог в серьезном ключе, не прибегая к нему.

Как и Вы, я пытаюсь осмыслить текущие военные процессы, а посему предлагаю обсудить именно их, опираясь на высказанные Вами ранее тезисы (они являются тесно взаимосвязанными, и далее я раскрою, почему).

1) В эфирах, которые Вы проводили после начала Авдеевской операции, Вы неоднократно указывали на неэффективность ВС РФ как военной структуры, упирая на её «неспособность взять в сжатые сроки районный центр»;
2) В своем последнем тексте Вы обосновываете российские успехи на Авдеевском направлении реорганизацией подходов в строительстве вооруженных сил на советский манер.

Рассматривая происходящие в ВС РФ изменения через призму советской модели, Алексей Николаевич, Вы упускаете из внимания общий стратегический замысел происходящего. Спросите себя, какие факторы в наибольшей степени препятствовали России в 2022 году? Прежде всего, способность ВСУ вести маневренную войну (особенно характерным примером того являются первые недели конфликта) и западная военно-техническая поддержка Украины.

Российское командование действительно использует советский инструментарий реорганизации войск – Вы абсолютно правы в этом, как правы и в том, что это обоснованная закономерность, ибо российская армия представляет собой осколок советской. Но её успехи за последний год были обеспечены в плоскости именно что стратегической, что было достигнуто расстановкой четких приоритетов, задач и выработкой соответствующей доктрины ведения боевых действий.

Повышение качества оперативного управления и совершенствование штатно-организационной структуры, безусловно, как процессы способствовали повышению эффективности в реализации стратегии аннигиляции, но в сущности своей являются лишь вспомогательными элементами.

Следует понимать, что территориальные приобретения давно не являются ни политической, ни военной целью российского руководства – подобная постановка задач обернулась бы для ВС РФ теми же проблемами, что мы могли наблюдать в 2022 году. И Авдеевку необходимо рассматривать не как райцентр, а как один из самых мощных укрепрайонов, который руководство ВСУ просто не могло оставить, закачивая туда на протяжении нескольких месяцев войска (Вы неоднократно обращали внимание на схожесть моделей российских операций, проводимых в течение последнего года, и также понимаете, когда оборона укрепрайона «размягчается», его охватывают с флангов и берут под огневой контроль коммуникации, при этом позволяя заводить туда новые и новые подразделения – то это не случайность).

Именно непонимание стратегического замысла российского командования вкупе с постоянным аппелированием к чертам советской модели неоднократно давало о себе знать в контексте выстраивания западной стратегии военно-технической помощи. Сейчас об этом можно говорить открыто, ибо ресурсов и возможностей преломить ситуацию без непосредственного вмешательства сил НАТО возможным уже не представляется.

И это, пожалуй, и есть ключевое достижение военного руководства РФ и, в частности, В.В. Герасимова – оно заключается как раз-таки в отсутствии попыток вернуться к советской модели на стратегическом уровне. Россия не выдержала бы подобного напряжения сил и средств – она не имеет экономического и промышленного потенциала СССР (к слову говоря, Вам отлично известно, что ведение боевых действий на полное уничтожение противника не было императивом советской школы, но как элемент присутствует в ВС РФ).

Самобытность российской армии, о которой я говорил, заключается как раз в том, что она прибегла к давно забытым военным доктринам, и адаптировала их под современные реалии.

Запад оказался неготов противостоять отнюдь не концепциям маршала Устинова, а Эриха Людендорфа.





Боюсь, ув. Алексей Николаевич, в таком случае мы рискуем не пообщаться с Вами вообще, потому что ожидаемая Вами модель боевых действий реализована не будет. Я уважаю Ваши аргументы и вижу, что военному делу Вас не только учили – Вы ему именно учились. Но чрезмерная приверженность собственному опыту и знаниям в данном случае не позволяет Вам взглянуть на происходящее в иной плоскости.

Впрочем, обо всем по порядку.



Отнюдь, стратегический гений Герасимова следовал строго в рамках логики военной науки. На момент начала боевых действий украинская армия имела ряд ключевых преимуществ (более гибкая в сравнении с российской штатно-организационная структура, высокий качественный уровень подготовки среднестатистического кадрового пехотинца, превосходящие возможности связи и координации, развитая аэроразведка, более высокий уровень мобильности подразделений на тактическом уровне), обеспечивающих командованию ВСУ возможности по навязыванию формата войны, к которому российские вооруженные силы готовы не были – к ведению полномасштабной маневренной войны.

Справиться со структурными проблемами и недостатками непосредственно в ходе боевых действий – задача едва ли осуществимая, ибо даже мирный период требует как минимум 20-25 лет для модернизации системы и закрепления нововведений. Можно лишь снизить эффект их влияния в масштабах вооружённых сил, обеспечив модель ведения войны, в которой они будут проявляться наименьшим образом.

У российского Генерального штаба не было ни времени, ни ресурсов для того, чтобы совладать со структурными проблемами военной машины. В том числе по этой причине «дрейф ржавой громоздкой системы к тому, что ей было хорошо известно», о котором Вы пишете, невозможен – советская система ведения боевых действий требует того уровня координации, логистики и подготовки командного состава, обеспечить который в текущих условиях возможным не представляется.

Применение стратегии аннигиляции – вынужденная мера, за которую приходится платить свою цену, но она обеспечила ВС РФ возможность навязывания боевых действий в наиболее оптимальном для её возможностей и состояния формате без необходимости радикальной перестройки. Она не гениальная, не блестящая и все смешливо обозначенные для нее Вами эпитеты к ней отношения не имеют.

Она рабочая.



На текущем этапе конфликта, замечу, возвращение перечисленных областей сталкивается с «небольшим осложнением» в лице ВСУ. Какой формат действий наиболее логичен – пытаться проводить операции с прорывами и выходом на оперативный простор, вновь надрывая логистику и обеспечивая ВСУ возможность нести меньше потерь в условия более гибко выстроенной мобильной обороны, или же навязывать сражения на истощение, которые позволяют более эффективным образом купировать свои недостатки и использовать сильные стороны? Вопрос риторический. А с ослаблением возможностей ВСУ территория и так перейдет под российский контроль.



Весь вечер любуюсь новеньким наградным пистолетом, который получил за публичную лесть Начальнику ГШ. Подумываю над комплиментом Главкому – а вдруг дачу дадут?



Мы не оригинальные, Алексей Николаевич.

Мы просто учили законы Ланчестера.