Игорь Стрелков: Интервью региональному отделению НОД 16.09.16

Интервью о текущем моменте региональному отделению НОД в Москве 16 сентября 2016 года.

ТЕКСТОВАЯ ВЕРСИЯ ИНТЕРВЬЮ:

Игорь Стрелков о текущем моменте
(16.09.2016)
Беседа Игоря Стрелкова и координатора НОД Татьяны Расторгуевой о предстоящих выборах и сложившейся в стране ситуации. Сентябрь 2016 г.

Татьяна Расторгуева: Сегодня 16 сентября, 18 сентября у нас выборы. Осталось два дня, когда люди должны сделать выбор. Вы для всех сегодня в России являетесь человеком, который олицетворяет собой русского героя.

Игорь Стрелков: Без пафоса.
(…)

Татьяна Расторгуева: Я пришла к Вам, чтобы спросить Ваше мнение по выборам: надо ли в них участвовать? Если надо участвовать, за кого голосовать? Сегодня большую часть аудитории, активной, думающей, мыслящей и желающей изменений, взял на себя, например, некто Мальцев. Он представляет собой партию взглядов, таких, далеко не народных. Большие споры идут вокруг Старикова. Я хотела бы узнать Ваше мнение по сегодняшней ситуации.

Игорь Стрелков: Давайте разделим. Первый вопрос, получается: моё отношение к выборам. Как я уже много раз говорил и писал, я считаю что выборов вообще, как таковых, у нас нет. Ну нет, реально, никакой процедуры выборной. Есть театральная постановка под названием «выборы», шоу, на которое допускаются в качестве итоговых выгодополучателей только заранее отобранные партии, заранее отобранные кандидаты, между которыми, на самом деле, нет практически никакой разницы.
По всем принципиально важным вопросам в Государственной Думе одинаково голосуют «Единая Россия», ЛДПР, КПРФ и СР-ы. Условно говоря, есть одна Коммунистическая Партия Советского Союза, КПСС, то есть, теперь она разделилась на четыре фракции. Но голосует она так же, как всегда: единогласно. Не считая мелочей каких-то. Новые партии, которые допущены на выборы, они все, в принципе, либо такие же точно… Та же самая «Родина» принципиально от «Единой России» ничем не отличается. Что «Единая Россия» называет себя «партией Путина», что «Родина» называет себя «спецназом Путина».

А некоторые партии, которые считают себя оппозиционными, — это не оппозиционные, это просто подрывные партии. Они, с одной стороны, системные… Они выступают конкретно только лично против Путина и против его окружения. Всё остальное их, в принципе, устраивает. Ни одна по-настоящему оппозиционная партия не вышла в этот раз даже на думские выборы. Одно время у меня было такое отношение к «Коммунистам России», что, возможно, они каким-либо образом представляют из себя здоровую оппозицию, но, здраво посмотрев на их действия, я тоже пока не вижу, к сожалению, чтобы они были реально оппозиционными.

Татьяна Расторгуева: Но мы же знаем, что верхушки всех партий перехватываются.

Игорь Стрелков: Реально, все кандидаты и все партии проходят согласование в Администрации Президента РФ. И даже упомянутый Вами Мальцев…

Татьяна Расторгуева:Я думаю, что в Америке проходят согласование, в посольстве американском.

Игорь Стрелков: Я не так внимательно слежу за американским посольством, я знаю просто, что все кандидаты и все партии проходят согласование в АП. В частности, непосредственно выборным процессом рулит господин Володин, начальник Управления внутренней политики, и без его согласования ни одна партия, ни один кандидат не сможет выставиться ни по одномандатному округу, ни в партийных списках.
Поэтому, когда говорят про господина Мальцева, — я хочу сказать, во-первых, что уже известно, причём, достаточно точно, что это человек, который является доверенным лицом Володина. С которым они вместе работали в Саратовской Обл. Думе не один год. Володин вытащил Мальцева и направил именно на тот участок, на котором он сейчас активно фиглярствует.

Что сказать ещё про Мальцева? Мальцев, с одной стороны, видимо, должен олицетворять некую страшилку для населения, на предмет того, что, «вот посмотрите, если вы сейчас не проголосуете за «Единую Россию», вот, смотрите, альтернативы: это Дёмушкин, это Мальцев, это Касьянов «Миша два процента». Вы что, хотите их у власти? Нет? Ну, вот тогда голосуйте за нас. Мы люди проверенные, мы воруем двадцать лет, мы все были в КПСС, потом мы все были у Ельцина демократами, теперь мы все государственники, теперь мы все в «Едре». Голосуйте за нас, иначе будет ещё хуже».
Вот, я так понимаю, что именно такова роль Мальцева: страшилка. С другой стороны, видимо, поскольку Мальцев в своей риторике озвучивает достаточно острые проблемы, которые не озвучивает больше никто, — заметьте, в ходе этой выборной кампании молчит даже Жириновский — он, естественно (имеется в виду Мальцев) привлекает к себе интерес, как минимум, а иногда даже симпатии массы людей, которые недовольны нынешним существующим положением дел и разочарованы в Путине, разочарованы в «Единой России», понимают, что реально построено государство всеобщей продажности.

Что коррупция пронизывает сверху донизу все поры общественной жизни. Что, несмотря на патриотическую риторику, внешняя политика страны — не патриотическая, а внутренняя политика страны нацелена не на обеспечение интересов народа, даже частичное, а на обогащение достаточно небольшой кучки людей и их обслуги. Что власть оторвалась от народа просто от слова «абсолютно», совсем, и только во время выборов вспоминает о том, что народ вообще существует.
Их имитируют, эти выборы, причём, имитируют на всех уровнях. Абсолютно стопроцентная имитация идёт на выборах в Госдуму, а частичная профанация идёт и на областных выборах, и на муниципальных — везде, где это необходимо.

Поэтому, естественно, когда Мальцев озвучивает такие достаточно правильные слова, и озвучивает это с центрального телевидения, для многих это является громом среди ясного неба: «Вот, надо же, наконец-то в политике появился человек, который говорит правду, и не боится это открыто говорить с телеэкрана!» Не боится он потому, что ему разрешили это говорить. Я могу сказать то же самое, и ещё больше, но меня никто не пускает на центральное телевидение, никто мне не даёт не то, что говорить с телеэкрана, — там никто не упоминает мою фамилию.
То же самое касается очень многих людей, на мне свет клином не сошёлся. Кто последний раз видел в телевизоре Катасонова? Когда последний раз на первом канале в качестве эксперта выступал Глазьев? Им не дают слова. А дали слово именно этому человеку. Почему?
Потому что в сочетании с абсолютно правильными словами у него идёт та риторика, которая гарантированно отторгнет от него симпатии населения. Это человек, который считает, что Крым надо вернуть Украине, что от защиты русских людей Донбасса надо отказаться, что мы вообще должны всем всё раздать и пойти под Соединённые Штаты в качестве младшего союзника, выполнив все те требования, которые они нам предъявляют.

Он националист, даже не националист — у него проскакивают откровенно нацистские заявления. Который считает, что Россия, там, для русских, только Россия какая-то очень маленькая, скукоженная. Рядом с ним находятся такие люди, как Зубов, который открыто заявляет, что по сравнению со Сталиным, Гитлер — это ангел, по отношению к русскому народу, и не стесняется об этом говорить по телевизору в прямом эфире. Практически, создаётся образ: вот посмотрите, эти люди говорят правильные вещи, но они такие вот. Поэтому голосуйте за нас.
Ещё раз подчёркиваю, подводя итог: Мальцев — провокатор, его роль, скорее всего, этими выборами не исчерпается. Не думаю, что в этом, по крайней мере, году, он сможет создать какие-то проблемы для государства. Но в будущем году, когда все резервы будут исчерпаны (а наша власть ничем сейчас, на самом деле, не занимается, кроме как проедает накопленные резервы, и сокращает и социальные расходы, и государственные расходы,) — в будущем году он, теоретически, может представить достаточно серьёзную угрозу. Именно потому, что в его риторике присутствуют те крохи правды, которые уже давно ушли из риторики наших официальных политиков.

Касательно Старикова. Один раз я с ним встречался, как Вы, наверное, знаете, был у нас полит-ринг. Где он провоцировал меня на то, чтобы я тогда, до официального признания участия наших войск и спецподразделений в воссоединении Крыма, — вот он провоцировал меня, чтобы я сказал, что там были российские войска, что мы им там помогали. Усиленно провоцировал.
При этом он, когда я сказал абсолютную правду, что мы, как руководители ополчения, которое на тот момент почти на 100% состояло из местных крымских жителей, вынуждены были собирать депутатов по квартирам — не всех, подчёркиваю, но часть из них — и загонять их, потому что они откровенно трусили. Это сейчас они все в «Единой России», они все получили медали за воссоединение Крыма, поголовно. А тогда они откровенно праздновали труса и сидели по домам, и ждали, кто победит, чтобы присоединиться к победителям. Конечно, их приходилось собирать, не всех, но некоторых.

Он тогда обвинил меня в антироссийской позиции, в провокации. Весь его тогда полит-ринг был построен на провоцировании меня высказать что-либо некорректное по отношению к власти, чтобы меня потом обвинить. При этом он, отлично понимая ситуацию, — он её прекрасно понимал, он не дурак, знаний у него достаточно — он откровенно лгал, зная, что я не смогу ему ответить. Зная, что я не смогу сказать ему правду, не нарушая государственной и военной тайны.
После этого он перестал для меня существовать как человек вообще. Я понял, что это лицемерный подлец, с которым честный, нормальный человек не может сидеть за одним столом и вести какие-либо беседы. С тех пор он мне стал неинтересен абсолютно, и я его не воспринимаю как политика, воспринимаю, как мелкого наёмника. Какие бы правильные вещи в других случаях он не говорил, суть его гнилая и подлая.

Татьяна Расторгуева: Тогда эти действия, которые он сегодня осуществляет, которые ведут к непризнанию выборов, то есть, в случае объединения массового на политической арене со Стариковым, с либералами, непризнание результатов выборов, которое уже за границей лоббируется, КПРФ объявила об этом пожелании на своём съезде, ещё летом, о том, что они 19 числа выйдут на улицы с признанием выборов нелигитимными…

Игорь Стрелков: Ещё раз говорю: я не думаю, что сейчас любой выход на улицы может играть какую-то роль, угрожающую государству. Хотя бы просто по примеру того же Киева. Дело в том, что для меня, человека, который сам видел майдан, который интересовался этой ситуацией, находился в этот момент в Киеве (естественно, с другими целями, нежели участие в майдане), видевшего все процессы, — понимание полное.
Майдан был прикрытием для переворота внутри власти. Заговор созрел в окружении Януковича. И майдан был необходим им только для одного: для того, чтобы после после того, как они проделают все свои делишки, как свергнут законную власть, после того, как они рассядутся по своим креслам, людям сказать: «Ну, вы же сами этого хотели! Вы же вышли на майдан, вы сделали эту революцию! Это ваша революция, это вы сами установили».

Татьяна Расторгуева: Тот же самый сценарий у нас невозможен?

Игорь Стрелков: У нас возможен такой сценарий. Но, повторяю, подчёркиваю: от Мальцева, от Старикова, от КПРФ, от кого бы то ни было в этом отношении не зависит ровным счётом ничего: они всего лишь марионетки. Если сама власть будет более-менее хотя бы едина, эти люди не смогут сделать ничего. Просто ничего. Если же заговор, действительно, созрел, если он готов себя проявить — тогда, конечно, у них появятся какие-то возможности. Но мы это увидим просто наглядно, хотя бы по тому, как себя будут вести наши органы государственной власти.
Посмотрите внимательно. Как бы я не относился к Квачкову (кстати, я к нему достаточно уважительно отношусь), он десятой части не сказал того, что открыто сказал по телевизору Мальцев, что он говорит в программе «Артподготовка». И он сидит. Сидит надолго, старый, заслуженный человек, много послуживший своей Родине, в отличие от Мальцева. Посмотрите на несчастного Юрия Мухина. Он, кстати, меня ругательски ругал, ну, что поделать, бывает. Но реально человек всего лишь носился с идеей референдума. Не призывал ни к государственному перевороту, ни к чему подобному. Он сидит.

Татьяна Расторгуева: Значит, он просто был не от тех сил.

Игорь Стрелков: Да. Люди, которые пытаются апеллировать к патриотизму, даже если это у них выходит за какие-то рамки, — они немедленно тут же нейтрализуются.

Татьяна Расторгуева: То есть, это вопрос купленных, декларирующих патриотические настроения, людей, или истинных патриотов, не покупаемых, которые действительно озабочены народом, его счастьем?

Игорь Стрелков: Да. Вот просто, ещё раз возвращаясь к вопросу: Мальцев, если он попытается кого-то созвать, и ему дадут такую возможность, если полиция будет делать вид, что её не касаются эти сборища, если спецслужбы никак не будут реагировать на такую попытку — значит, заговор созрел, значит, процесс запущен.

Татьяна Расторгуева: Заговор против кого?

Игорь Стрелков: Против Путина и его ближайшего окружения. Части его же ближайшего окружения против другой части и против его самого. Нацеленный на возвращение власти, передачу её кому-либо — откровенно прозападной группе олигархов.
У нас власть не едина. В ней есть олигархическая группа, которой необходим относительный суверенитет (хотя бы относительный). А есть олигархическая и чиновничья группа, которая откровенно считает, что Россию надо полностью подчинить интересам Запада, и не нужен им никакой суверенитет: ни военный, ни экономический — вообще никакой. Беда в том, что обе эти группы хранят деньги за границей, и там у них семьи.

Татьяна Расторгуева: Они в любом случае подконтрольны.

Игорь Стрелков: Они в любом случае подконтрольны, но у них немножко разные тактические интересы. Путин и сам, видимо, и его окружение ближайшее, его соратники силовики, они хотят распоряжаться здесь сами. Они не зависят практически никак от воли народа, тоже им на народ глубоко наплевать, судя по тому, что они делают и как они воруют, но они хотят здесь управлять сами, без оглядки на Запад.
А другая группа, которая непосредственно служит Западу, она считает, что мы должны окончательно превратиться в нефтяную трубу и подчиниться интересам Соединённых Штатов, Великобритании и остального так называемого мирового сообщества. Вот вся разница.

Татьяна Расторгуева: И если связывать предпочтения в интересах народа, то в этой логике мы должны сейчас поддержать Путина?

Игорь Стрелков: Знаете, бесполезно поддерживать того, кто не хочет себя поддерживать сам. Ну вот, простите, кто назначил Володина, который сейчас крышует Мальцева? Я, что ли? Или Вы?

Татьяна Расторгуева: Но я вообще не знаю, имеет ли он право назначать.

Игорь Стрелков: Администрацию Президента, простите, он имеет право назначать. Нет, конечно, могут быть конспирологические какие-то версии, но непосредственно он подписывает указы о назначении высших представителей Администрации Президента. Он. Не дядя, не Владислав Юрьевич Сурков, его помошник.

Татьяна Расторгуева: Ему приносят три человека на выбор, один хуже другого. Он обязан выбрать из трёх зол наименьшее. Может быть, таким образом это происходит.

Игорь Стрелков: А четвёртого самому подобрать нельзя?

Татьяна Расторгуева: А там юридически уже, по-моему, не имеет права.

Игорь Стрелков: Подождите, вот он своего охранника, адъютанта Дюмина назначил губернатором Тульской области. Своего адъютанта, который в гражданском управлении (примерно так же, как и я) ни бум-бум. Ни в чём ни бум-бум, кроме как охрана тела.
А другого своего адъютанта он назначил на Калининградскую область губернатором.

Татьяна Расторгуева: Но это свои люди.

Игорь Стрелков: Нет, подождите, он их назначил. Значит, у него есть возможность всё-таки выбирать и назначать людей.

Я просто вернусь к тому вопросу, который Вы задали: кого надо было бы поддержать в этой ситуации. Мы не должны поддерживать Путина, если он не захочет поддержать себя сам. Он нас давно уже не поддерживает, к сожалению. То, что произошло на Донбассе — это преступление против русского народа. Он отказался от всех своих обещаний в отношении русского народа Донбасса. Для кого-то это, может быть, пустые слова, а для меня — нет.
Вот, знаете, Путин сказал, что он будет стоять за спинами людей, пусть попробуют стрелять — и забыл. Ну, а я-то не забыл! Для меня это боль, я всё равно чувствую ответственность. За всё, что происходит на Донбассе, я ощущаю ответственность. Понимаете? Для меня это очень важно. Если я буду об этом молчать, я буду предателем. Таким же, как очень многие. Как Бородай Сашенька, и так далее.

Татьяна Расторгуева: Полномочия нужны ему (чтобы что-то делать).

Игорь Стрелков: Когда в 2014 году Путин… Крым-то кто присоединил? Путин или нет? Если Крым присоединил не Путин, тогда кто присоединил Крым? Покажите этого героя. Если не Путин принимал решение о присоединении Крыма.
Но он принял на себя. Правда? Он не отказался, он принял все почести, он наградил Аксёнова, наградил Чалого, и т. д. Он олицетворяет присоединение Крыма. Получается, в победах — это он побеждает, а если идёт предательство национальных интересов — то это, получается, не он? То есть, у нас где победа — там Путин, где победы нет — там никто не виноват? Или дядя какой-то посторонний виноват. Но это не логика.
Один мой знакомый человек, который имеет отношение к власти (не очень высоко, но тем не менее), он полностью разделяет моё мнение, и это звучит так: мог бы быть царём, а стал наёмным менеджером. Первое лицо в России воспринимается народом как царь. Можно называть по-разному: генеральный секретарь, Верховный главнокомандующий — как угодно. Президент. Но воспринимается как «царь». У него такие возможности, которых нет ни у кого. Ни у Думы, ни у Сената.

Ельцин абсолютно не легитимно уничтожил Верховный Совет, абсолютно не легитимно. Поддержали Ельцина, потому что он на тот момент олицетворял в глазах народа царскую власть. Высшую власть. Так же и Путин. Ему достаточно щёлкнуть пальцами, захотеть стать царём, — и он им станет. Но если он будет всячески отпихиваться и ссылаться на ту конституцию, которую у нас в начале 90-х годов Чубайс под руководством иностранных советников, американских граждан, сочинил, то тогда он никогда не станет царём и так и уйдёт в историю наёмным менеджером.

Татьяна Расторгуева: Но в этой ситуации, если он и так царь…

Игорь Стрелков: Он воспринимается, его воспринимают как царя. Но это не значит, что… От него и будут ждать решения. А он его не принимает, потому что он себя как царя не воспринимает.

Татьяна Расторгуева: По Конституции он не власть. У нас три власти.

Игорь Стрелков: Конституция — это жена цесаревича Константина Павловича, как известно с 25 декабря 1825 года.

Татьяна Расторгуева: Если мы, народ, ему чрезвычайные полномочия дадим, в Вашей картинке изменится что-то?

Игорь Стрелков: Для того, чтобы народ дал ему чрезвычайные полномочия, он должен народ об этом призвать или попросить. Лично, по телевизору. Тогда у меня, может быть, что-то изменится. Вот когда он, лично Путин, выступит по телевизору и потребует у народа полномочий, причём, перечислив конкретно, каких, то тогда я, может быть, и изменю своё мнение. Но он у народа не просит полномочий.

Татьяна Расторгуева: Но он нарушит этим Конституцию…

Игорь Стрелков: У нас сейчас страна ведёт две войны. Две: в Сирии война идёт, и на Донбассе идёт война. Верховный главнокомандующий уже давно бы мог в рамках Конституции объявить в стране военное положение, и произвести всё, что ему необходимо. Не хочет. Значит, не хочет.

Татьяна Расторгуева: А военное положение — есть такое мнение, что его все не хотят. Его боятся.

Игорь Стрелков: А если, вообще, бояться, то зачем тогда ходить во власть? Вон, Юрий Михайлович Лужков сидит сейчас, пчёлами занимается. Но почему-то передавать китайцам кусок российской территории и вести переговоры с японцами о передачи им островов Южно-Курильской гряды он может, на это у него право есть. А военное положение или, там, государственную реформу провести — это уже нельзя. Но это не логика. То есть, изменять территориальную целостность Российской Федерации он вправе, а провести конституционную реформу он не вправе. Замечательно. Здорово.

Скажите, вот мы в Сирии воюем. Мы объявляли войну кому-нибудь? ИГИЛу, или ещё кому-то? Кто-то решал, принимал решение? Кто принимал решение? Дядя Федя? Народ принимал решение? Народ спрашивали о том, хотим ли мы воевать в Сирии? Никто не спрашивал. А теперь почему-то поясняется, что, оказывается, народ не хочет военного положения. Народ кто спрашивает о чём-то? Я не вижу, меня никто не спрашивал. Ну ладно, я там мелочь какая-то, но я часть 140-миллионного народа. Вас спросили, хотим ли мы воевать в Сирии? Его спросили? Нет.
Получается, начать воевать в Сирии Путин может. А больше он ничего не может. Отдать остров Тарабаров под Хабаровском китайцам он может, триста квадратных километров российской территории, начать переговоры с японцами о передаче им островов Южно-Курильской гряды он может. А конституция — нет, нельзя, запрещено. Кем?

Я ещё раз повторяю. Сейчас приведу маленький исторический пример. Когда заговорщики шли убивать Павла I, генерал Талызин, командир Преображенского полка, в своих мемуарах описывал, что, если бы Павел Петрович вышел к солдатам и призвал их, то солдаты бы всех заговорщиков подняли на штыки. Поэтому задача у заговорщиков была одна: не дать Павлу Петровичу прорваться к своим собственным воинским частям, они должны были его заблокировать. Именно поэтому Павла, в отличие от Петра III, свергала только группа высших офицеров и аристократов.
Если Путин… Кто мешает Путину выйти на телевизор?

Татьяна Расторгуева: А как он выйдет на телевизор?

Игорь Стрелков: Как? Пешком. Можно на вертолёте, можно на машине. Пешком выйдет.

Татьяна Расторгуева: Кто включит такое обращение к народу?

Игорь Стрелков: Вот у меня была власть всего ничего, поэтому у меня не было ни денег, ни снабжения — ничего не было. Но если мне надо было выйти сказать обращение к народу в Донецке, если бы кто-то мне отказался дать телевидение, то через 15 минут этот кто-то оказался бы у меня в подвале. Я бы не стал его пытать, избивать, или ещё что-то, я бы приказал его просто немедленно арестовать. И всё. Немедленно. И мой приказ был бы выполнен.
Всё он может. Не хочет, по тем или иным причинам. Боится, не решается. Но президент, который боится, первое лицо, которое боится взять всю полноту власти — это, ну, это не царь.

Татьяна Расторгуева: Ну, наверное, он не верит в свой народ, что он его поддержит.

Игорь Стрелков: А он с народом общается? Когда он общается с народом? Я знаю, как он ездил на Уралвагонзавод. Он пошёл в цех Уралвагонзавода с рабочими общаться. В цеху, не помню, сколько — под триста человек рабочих. Так вот, ни одного рабочего в момент посещения Путина в цеху не было. Там сплошь были офицеры госбезопасности, ФСО, всякие подобранные специально люди, которые изображали рабочих, в рабочей одежде. Это он общается с народом.

Татьяна Расторгуева: Это кто ему такое организовал? Это он сам себе организовал?

Игорь Стрелков: Не знаю, что он там организовал, но когда я был в Славянске, когда у меня возникали какие-то подозрения, я садился в машину и ехал на позиции. Сам, лично, никого не предупреждая: ни командира роты, ни командира батальона. Приезжал прямо на позиции и смотрел, что происходит. А потом вызывал командира батальона и роты, иногда снимал с должности. Чаще я ему объяснял, что он должен сделать (просто такая ситуация была). А потом я, опять же, не предупреждая, ехал и проверял, сделал он или нет. У меня всё делалось.
Если человек хочет что-то сделать, он найдёт возможность. Если не хочет, он найдёт причину, чтобы оправдать своё бездействие. Или организует структуру, которая будет всем рассказывать, что он и рад бы, да не может.

Татьяна Расторгуева: Игорь Иванович, Ваш прогноз, если Путин берётся действовать так, как Вы сказали, то какие следуют за этим этапы?

Игорь Стрелков: Первое действие, которое он должен сделать — в первую очередь, поменять своё окружение, которое проворовалось в хлам. Хотя бы частично, не обязательно сразу. Но там должны появляться люди, которые действительно болеют за свою страну. А не за свой карман и не за деток.

Татьяна Расторгуева: А где он их возьмёт?

Игорь Стрелков: Простите. Знаете такое выражение: «за неимением гербовой пишет на простой»?
Вот опять же, подчёркиваю, у меня в Славянске не было офицеров. Вот, не было. Все славянские собрались — тридцать человек «афганцев». Я им объяснил ситуацию, поскольку мобилизовать я их не мог, не имел права, я призвал их прийти добровольцами. Из тридцати человек «афганцев» пришли три на следующий день, и ни одного из них офицера. Такие у нас «афганцы» оказались на Украине (в принципе, наши, я думаю, тоже немногим отличаются). Не шли офицеры к нам. Так что, мне было не формировать роты, потому что у меня офицеров нет?
Назначал сержантов. Не было сержантов — рядовых запаса назначал командирами рот. Да, не умели командовать. Но, по крайней мере, пытались и учились. Не бывает такого, что, вот, нет людей. Люди есть. Нет желания. Построена система (он сам построил), при которой нормальные люди в верхушку власти не попадают.

Татьяна Расторгуева: Но это не он построил эту систему, до него её построили…

Игорь Стрелков: И шестнадцать лет он её поддерживал в работоспособном режиме, да?

Татьяна Расторгуева: Мы знаем, как назначаются и кем предлагаются…

Игорь Стрелков: Я, всё-таки, не только в Славянске командовал…

Татьяна Расторгуева: У него меньше, чем у генсека полномочий, у него вообще нет…

Игорь Стрелков: Он — первое лицо государства.

Татьяна Расторгуева: Ну, это разговоры, для нас рисуют, что он первое лицо государства.

Игорь Стрелков: Я ещё раз говорю: если бы он хотел, он бы всё сделал. У него огромные возможности.
Историческая аналогия. Пётр Великий, когда был ещё Царём всея Руси, соправитель у него кто был? Иван, брат. Слабоумный брат Иван. А правительницей государства была Софья. То есть, формально Пётр являлся высшим лицом государства. Но всеми делами управляла Софья, которая формально считалась второй-третьей фигурой.
Что сделал Пётр, когда он решил изменить ситуацию? Вскочил на коня, ускакал в Троицу, объявил созыв дворянского ополчения и послал приказ всем стрелецким полкам явиться в Троицу его поддержать. И тут же полк Сухарева ушёл к нему. У него могло не получиться, но он попытался, и у него всё получилось. Потому что для любого служивого человека в русском государстве, для любого военного и невоенного чиновника президент — это абсолютная легитимная фигура.
Всех депутатов, депутатишек этих наших — их в упор не видят, они никто для… Вот для меня, как офицера, они никто. У меня есть Главнокомандующий, которому я подчиняюсь.
Вот если бы он попытался такое сделать, и у него бы не получилось, тогда можно было бы говорить о том, что, вот… А он даже не попытался такого за шестнадцать лет сделать.

Татьяна Расторгуева: Игорь Иванович, у нас есть информация, что сейчас от «Единой России» депутатами в новую Думу идут сто человек от народного фронта, более двадцати человек — наши НОДовцы, ещё какие-то… Он ввёл людей, он вывел оттуда откровенных противников самостоятельного курса России. Он тихие, мягкие чистки навёл. Мы можем этому верить или не верить, но, допустим, если эта картинка — правда, то с формированием нового блока в правительстве, условно «пропутинского» или «пронародного», как мы хотим думать, или — неважно, но не такого воровского, как был, скажем так, да? То есть, не просто он назначает, а вот таким способом вводит.
То дальше происходит, как мы предполагаем, следующее: формируются законы, и принимаются те законы, которые до этих пор ни Фёдоров, ни Романов, никто не могли протиснуть, никакие партии их априори не принимали.

Игорь Стрелков: Это Ваши собственные предположения.

Татьяна Расторгуева: Это предположения целой группы лиц. Но если следовать Вашей логике, если бы он захотел, он бы сделал несколько следующих шагов, и они бы изменили ситуацию, а именно…

Игорь Стрелков: Можно Вам вопрос? Скажите, если человек что-то хочет сделать, допустим, он хочет построить дом, с чего он начинает? Он начинает подбирать кадры для строительства…

Татьяна Расторгуева: Сначала проект.

Игорь Стрелков: Да, сначала он делает проект. Хорошо, он делает проект, после этого он начинает думать, кто этот проект сможет воплотить.

Татьяна Расторгуева: Нет, сначала у него должна быть земля, чтобы воплотить этот проект.

Игорь Стрелков: Ну, земли, слава Богу, в России достаточно.

Татьяна Расторгуева: Нет, Земля у нас — маленькая общая планета, и кому она принадлежит, кто себя видит её руководителем, это большой вопрос.

Игорь Стрелков: Всё-таки мы должны вернуться, мы здесь не собираемся с Вами дискуссию вести, правильно? У нас нет задачи устроить дискуссию и выяснить…

Татьяна Расторгуева: Но, может быть, мы найдём истину?

Игорь Стрелков: Истину? Мы не сможем найти истину по одной простой причине: потому что мы не знаем реально, ни что думает Путин, поскольку ни Вы, ни я с ним не общались. И при этом, согласитесь, что у меня, с которого СМИ слепили действительно типа героя, наверное было бы больше шансов пообщаться с Путиным, если бы он этого захотел. Но я не общался не только с Путиным, но ни с кем из его адъютантов даже. С его стороны инициативы проявлено не было, с моей стороны инициатива была.

Татьяна Расторгуева: А он её увидел?

Игорь Стрелков: Да,я знаю, что он её увидел.

Татьяна Расторгуева: А может, это было, чтобы сохранить Вас?

Игорь Стрелков: А зачем сохранять солдата, который…

Татьяна Расторгуева: А может, он ценный?

Игорь Стрелков: Чем?

Татьяна Расторгуева: Имиджем, который случайно раздули СМИ для других целей.

Игорь Стрелков: Да? Но зачем тогда этому солдату запрещать выступать в СМИ? Заметьте, я год назад Путина не критиковал ещё, Вы помните. Я критиковал Владислава Юрьевича Суркова, которого и сейчас я с удовольствием покритикую. Там не только критиковать, там надо общеармейским способом за яйца вешать, извините за выражение. За то, что он проделал сначала в российской внутренней политике, а потом на Украине. Про Абхазию, Осетию, про его подвиги я тоже знаю. МЕГА-ВОР. Один из ближайших советников президента, между ним и президентом нет никого. Мега-вор. Я думаю, что там отдыхает этот несчастный полковник Захарченко, которого сейчас арестовали, по сравнению с тем, сколько украл…

Татьяна Расторгуева: Я думаю, что это фейк вообще, это нереально.

Игорь Стрелков: Нет, это не фейк. Просто тот банк, деньги которого были раздербанены, и часть которых оказалась в квартире у полковника Захарченко, он имел некоторое отношение к Ротенбергу. Ротенберг обиделся. Если бы этого не было, то сейчас он стал бы генералом, на день милиции. Ну ладно, это как бы отдельная тема.
Давайте вернёмся к основной теме разговора, всё-таки, мы не устраиваем здесь дискуссию, а Вы хотите меня проинтервьюировать. Иначе вместо интервью у нас получится круглый стол, к которому я не готовился.

Возвращаясь к выборам. Если после событий начнут заворачивать майдан, в первые дни я буду наблюдать, как будет себя вести власть. Я к майдану присоединяться не желаю. Я вообще считаю, что менять шило на мыло, в данном случае, плохую власть на очень плохую — это, мягко говоря, бессмысленно, а в некоторых случаях и преступно. Я не хочу, чтобы Россия потеряла даже остатки того суверенитета, который у неё есть сейчас. Другой момент, что при такой политике она рано или поздно его всё равно потеряет. Но передавать власть в руки мальцевых, касьяновых, за которыми стоит Ходорковский и всякая прочая шобла, мягко говоря, естественно, никто не хочет. И я не хочу, чтобы она перешла.
Другой момент. Я знаю государственные возможности. Государственные возможности очень велики, они несравнимо больше, чем даже у олигархических структур. Просто потому, что государственный аппарат отмобилизован, отлажен, чётко выверен. В принципе, у нас государственный аппарат создан ещё И.В. Сталиным. Он сохранился. Обрезали, обрубили, сломали, но, тем не менее, он сохранился. Если его нормально завести и смазать, он будет работать как часы, он подавит любое сопротивление.

Но если он ничего не будет делать и позволит этим майдановцам разворачиваться, — значит, заговор созрел, значит, что среди тех, кто окружает Путина (у части из них) он пользуется поддержкой. Вот тогда надо будет думать о том, как надо принимать меры, чтобы не допустить повторения событий февраля 2014 года в Киеве. Или февраля 1917 года в Санкт-Петербурге. Или августа 1991 года в Москве. Вот тогда надо будет, действительно, общественным движениям всем патриотическим, не уповая на власть, которая будет к нам глуха и слепа, так же, как в Киеве патриоты приходили и просили: «давайте, мы что-то сделаем», а их избивали и арестовывали.

Татьяна Расторгуева: А если власть это дело остановит?

Игорь Стрелков: Если власть это дело остановит, тогда, соответственно, должно быть введено чрезвычайное положение, под которое Президент может сменить всех неугодных ему лиц.
Если бы я ставил себя на место Президента, при попытке майдана я бы немедленно объявил чрезвычайное положение. Использовал бы его, так же, как господин Эрдоган, для зачистки всех неугодных. Вопрос в том, что в числе этих неугодных кто окажется? Окажется ли это проворовавшийся сверх-чиновник, окажется ли это господин Шувалов, первый вице премьер, или это окажется Игорь Иванович Стрелков? Мы не знаем. Потому что мы ничего не знаем о нашем президенте, кроме того, что он любит подводную, там…

Татьяна Расторгуева: И тогда мы посмотрим по этим шагам и поймём, что происходит.

Игорь Стрелков: Мы поймём, да. То есть, в первые дни, когда, если будет разворачиваться майдан, если он не будет задавлен в корне, — а его задавить в корне можно легко, щелчком пальцев — тогда мы поймём, что заговор действительно осуществляется, и тогда нам надо будет думать о контрмерах.

Татьяна Расторгуева: Но тогда важно понимать, на кого поставить. Кого убрать, кого поставить — это опять вопрос кадров.

Игорь Стрелков: Третий раз повторяю: тот, кто хочет сделать, ищет возможность, тот, кто не хочет, ищет причину.

Татьяна Расторгуева: Но у него не будет второй возможности, возможность может быть только один раз.

Игорь Стрелков: Как бы Вам объяснить-то… Если бы я планировал переворот, контрпереворот, радикальную реформу, я бы не ждал, когда ко мне придут люди и скажут: «владей нами», когда они пробьются ко мне через толщу чиновничества. Я бы сформировал группу доверенных адъютантов, которые сформировали бы свои собственные группы, которые бы заранее провели зондаж в обществе и сформировали силы, которые меня поддержат. Это как электрический сигнал, да? Электрический импульс. Стоило бы мне дёрнуть пальцами, электрический импульс пошёл бы вниз, отозвался бы внизу, вернулся бы ко мне.
Вот этого у нас нет, у Путина. Просто нет. Поэтому, действительно, очень высок шанс, что, даже если он что-то там наверху у себя решит, он не сможет передать информацию о том, что он решил тем, кто его потенциально поддержит. Он будет рассчитывать на прогнивший, закостеневший (одновременно, причём!) чиновничий аппарат.

Татьяна Расторгуева: Никуда не годящийся.

Игорь Стрелков: Никуда не годящийся. По которому импульсы не проходят. По которому информация о реальном положении дел наверх не проходит, потому что её никто не хочет слышать.

Продолжаю свою мысль. Для того, чтобы осуществить радикальные реформы, перейти к самодержавной форме правления, начать от сословно-представительной монархии, покончить с феодальной раздробленностью, что сделал Иван Грозный? Он, не надеясь на государственный аппарат тогдашний, на земщину, он сформировал опричнину, то есть, свою личную гвардию, своё личное войско. Это было не только войско, это была отдельная система управления, параллельная. Ругают её, не ругают — он создал инструмент, благодаря которому он, практически, сумел стать самодержавным монархом.

Татьяна Расторгуева: Но у него же не утверждала полномочия этого инструмента ни Дума, ни какие-то другие…

Игорь Стрелков: Почему, здрастье. У него была боярская Дума, укомплектованная представителями высшей аристократии.

Татьяна Расторгуева: И они утвердили полномочия опричнины?

Игорь Стрелков: Нет. Дума не приговорила, царь создал опричнину своим указом. Он потом заставил Думу принять, он казнил кучу народу, и так далее. Я повторяю: он создал инструмент.

Татьяна Расторгуева: Но в этот же момент не могли его иностранцы взять — и снять.

Игорь Стрелков: Его не могли снять иностранцы, но его могли снять свои удельные князья. У него были свои проблемы, которых нет сейчас…

Татьяна Расторгуева: Но они не были руками иностранцев, эти удельные князья, на тот момент, у них были свои интересы на своей земле.

Игорь Стрелков: Я акцентирую внимание не на том, что у него было, чего у него не было, я акцентирую внимание на том, что он сделал. Если бы он этого не сделал, то была бы совсем другая история России. Он сделал. Как он это сделал? Вот он сделал инструмент, и слава Богу, что сделал.

Далее. Когда Сталин производил реформы Советского государства в 20-х — 30-х годах, прежде чем он пришёл к власти, реальной, он сумел создать свою собственную партию, фактически, пользуясь той властью, которая у него была. Изначально вся власть, практически, принадлежала троцкистам. Троцкий был наркомвоенмор, то есть, все вооружённые силы государства подчинялись Троцкому. Каменев, Зиновьев, Бухарин — там их целый сонм был. Вот, Сталин сначала создал свой собственный аппарат…

Татьяна Расторгуева: Команду.

Игорь Стрелков: Свою собственную команду. Он перестроил партию под себя, причём, партию не только пополняли, но её и чистили всё время. Он очистил партию: сначала нижний, потом средний, потом высший эшелон. Только после этого он сковырнул ту троцкистскую банду, которая с 1917 по 1937 год чувствовала себя просто замечательно.

Татьяна Расторгуева: Снизу чистил.

Игорь Стрелков: Он снизу чистил. Он создал сначала создал инструмент. И только потом он, во второй половине 30-х, начал — скорее всего, он начал делать то, что ему самому нравилось.

Татьяна Расторгуева: Но в данной ситуации нет такого инструмента. Все патриотические движения перехватываются в управлении.

Игорь Стрелков: Значит, за 16 лет Путин не создал такого инструмента, за 16 лет власти.

Татьяна Расторгуева: Значит, юридически он его создать не может в момент времени тотального контроля, просвечиваемости и всего остального.

Игорь Стрелков: Когда мне говорят о том, что у Ивана Грозного не было паровозов, по сравнению со Сталиным, — ну, а у Сталина не было компьютеров. Понимаете, каждое время имеет свои трудности.

Татьяна Расторгуева: У нас сейчас время единства мира, мы уже не отделены от него. Можно было в Советском Союзе держать железный занавес, и он работал.

Игорь Стрелков: Мы пока ещё отделены от мира тем, что у нас ещё относительно компактная страна, относительно компактная культура, относительно компактный язык. Мы разговариваем, простите, на другом языке, чем граждане США и Франции.

Татьяна Расторгуева: Но по количеству нас недостаточно, чтобы вести самостоятельно экономический замкнутый цикл.

Игорь Стрелков: Если исходить из тех позиций, которые Вы озвучиваете, тогда зачем нам вообще патриотическая власть? Вот Вы сейчас озвучили, фактически, программу глобалистов. Которые прямо говорят — тот же самый Мальцев говорит: «Всё, зачем нам нужна [самостоятельность], мы вольёмся в глобальный мир, мы подчинимся ведущему лидеру». Кстати, наш, опять же, Владимир Владимирович назвал же единственную сверхдержаву…

Татьяна Расторгуева: Глобальный мир — он наступил, и это не вопрос, вольёмся мы в него или не вольёмся. Мы уже в нём. Вопрос, кто мы в нём, вопрос, какой глобальный мир будет завтра? И мы на это влияем, какой он будет завтра. Он может быть такой, где нас уничтожат, а может быть такой, где мир будет дружным и единым, может быть, мы такой навяжем миру?

Игорь Стрелков: Что-то я сильно сомневаюсь, что мы что-то можем навязать. Извините, мы в Киеве не смогли русскую власть установить. Мы даже Донбасс не смогли освободить полностью.

Татьяна Расторгуева: А мы этого не делали.

Игорь Стрелков: А тогда вообще что мы делаем?

Татьяна Расторгуева: А мы ничего не делаем.

Игорь Стрелков: Ну, раз мы ничего 16 лет не делали, то почему человек, который 16 лет ничего не делал, кроме как со стерхами летал, почему он должен вдруг взять, и всё сделать? У него сейчас времени нет на это. У него сейчас нет времени на конституционные реформы.

Вот представим себе даже теоретически, да? Что Путин сейчас, вот именно завтра, через полчаса — послушал наш с Вами разговор, и сказал: «всё, вот теперь-то я понял, что мне надо делать. Сейчас я всё сделаю…»

Татьяна Расторгуева: Он знает всё прекрасно. Условия вчера и условия сегодня — это разные условия. Шансы для победы.

Игорь Стрелков: Самые идеальные условия для победы у него были весной 2014 года. Вот под эту народную поддержку, вот если бы тогда он вышел к людям и сказал: «Всё, ребята!»…

Татьяна Расторгуева: Люди делают ошибки.

Игорь Стрелков: Люди делают иногда фатальные ошибки. Бывают ошибки, которые можно исправить…

Татьяна Расторгуева: Фатальные для какого-то результата конечного, а история бесконечна…

Игорь Стрелков: История, конечно, бесконечна. Человеческая жизнь конечна. И конечны эпохи. И кроме того, история человечества, она в нашем понимании бесконечна, хотя, конечно, итог будет, это даже по Евангелию известно.

Татьяна Расторгуева: Учёные прогнозируют, что вообще лет 10-15, если мы так же будем драться.

Игорь Стрелков: Я не знаю, что прогнозируют учёные, но я верующий человек, я знаю, что человечество конечно. Вот в том его виде, в котором мы существуем.
Но если исходить из учёных, там разные цифры называют. Солнце через сто десять миллионов лет сожжёт Землю. Всего лишь.

Татьяна Расторгуева: Не стоит об этом думать.

Игорь Стрелков: Я думаю, Вы не собираетесь жить сто миллионов лет? Так вот: эпоха Путина тоже конечна. Конечны народы, конечны государства. И рассуждая о том, что всё конечно… Так извините, Россия может кончиться, вместе с Путиным.

Татьяна Расторгуева: Пришёл ли черёд русского народа?

Игорь Стрелков: Пришёл ли черёд русского народа, и можно ли остановить этот процесс? Вот если действовать так, как действовал Путин все свои 16 лет, то фактически он превратил Россию, превратил наш народ в онкобольного на наркотиках.

Татьяна Расторгуева: Ну, не он превратил, над нашим народом работал сонм мировых воротил.

Игорь Стрелков: Хорошо. Я историк. Когда обсуждают эпоху Ивана Грозного — обсуждают эпоху Ивана Грозного, он её символизирует на Руси, он. И когда будут обсуждать 16 лет, с 1999 по 2016, будут говорить об эпохе Путина. Не о Вашей эпохе, не о моей, а об его эпохе. Он возглавляет государство, он и по религиозным, и по всем человеческим, по всем традиционным нормам, именно на нём лежит самая большая ответственность за всё, что происходит в стране.
Именно про него будут, как про Мишку Горбачёва, говорить (в случае, если он развалит страну), что он предатель. Именно он внесёт самый большой вклад в развал страны, своим действием или бездействием. Вот пока у него бездействие.

Но это я так вижу. Лично я всегда стремился разобраться в любой проблеме. Если возникает любой кризис, там, у подчинённого, я пытаюсь понять, может быть, мои действия какие-то неправильные вызвали агрессию, там, недовольство. Пытаюсь понять мотивы. Со мной никогда никто не разговаривал на эти темы. Наверное, считают, что я слишком мелкая сошка для того, чтобы со мной о чём-то разговаривать.
А кто не мелкий? Почему люди, которые не имеют никаких заслуг перед государством, вообще, ни перед чем, вдруг занимают такие посты, о которых честно служащий человек не может мечтать, даже если он сорок лет прослужил?

Татьяна Расторгуева: Стоит задача уничтожения страны и русского народа.

Игорь Стрелков: Если Путин её разделяет, эту задачу по уничтожению русского народа, тогда он делает всё правильно. Если он её не разделяет, то он ничего не делает…

Татьяна Расторгуева: Если бы он её разделял, у нас бы не было этих шестнадцати лет, у нас бы было 4-5-6-7-8 лет.

Игорь Стрелков: Это ещё большой вопрос.

Татьяна Расторгуева: Почему?

Игорь Стрелков: Потому что к концу правления нашего незабвенного Борьки-алкаша, которому за пять или за семь миллиардов, я уж не помню, Ельцин-центр отгрохали, тем более, который Владимир Владимирович открывал, заметьте, лично… Так вот. К концу правления Борьки-алкаша в России, действительно, сложилась революционная ситуация.
Вы помните ситуацию с Рохлиным? Которого убили за то, что он даже не начал, а просто подумал о том, что надо эту власть свергать. Так вот. Теоретически, к тому моменту, если бы к власти пришли по-настоящему патриотические силы, во главе с по-настоящему патриотическим лидером, страна снова имела бы возможность выйти из-под иностранного диктата и управления.

Татьяна Расторгуева: Но на тот момент была сдана вся разведка, разоружены и по максимуму уничтожены военные (…)

Игорь Стрелков: Кто Вам сказал такую глупость? Я служил в армии во время первой чеченской войны, я служил в армии, уже в ФСБ, во время второй чеченской войны. Так вот, во время второй чеченской войны, действительно, наша армия была слабее во всех отношениях, чем во время первой (а сейчас она ещё слабее по ряду параметров, чем тогда).

Татьяна Расторгуева: То есть, она не улучшилась за последние сколько-то лет?

Игорь Стрелков: Улучшилась в смысле техники. В смысле кадров она стала на порядок хуже.

Татьяна Расторгуева: Но кадры естественным образом уходят, а новых не приходит.

Игорь Стрелков: Хорошо. Вот Вы со мной беседуете. Вы относитесь ко мне с каким-то уважением? Вы считаете меня дееспособным человеком, который что-то может, умеет?

Татьяна Расторгуева: Я считаю Вас авторитетным, умным, знающим…

Игорь Стрелков: Скажите, почему тогда меня в 2013 году уволили из органов ФСБ, если я хотел служить до самой смерти?

Татьяна Расторгуева: Но это же естественно, потому что сверху идёт… Убирают лучших.

Игорь Стрелков: Правильно. Тогда скажите мне, как может быть боеспособной армия и спецслужбы, из которых в течение десятилетий убирают лучших? И почему при Ельцине меня всё-таки взяли на службу, несмотря на то, что я был ярым противником демократии и либерализма, и не скрывал особо этого…

Татьяна Расторгуева: Общественное мнение было другое, не настолько оно было разрушено.

Игорь Стрелков: А кто его разрушил?

Татьяна Расторгуева: СМИ.

Игорь Стрелков: А кто СМИ поставил? Он не создал… Знаете, когда человека хотят провести по какой-то линии, да, но не могут это показывать, ему как-то помогают: там толкнули, здесь двери открыли, там лестницу приставили.

Татьяна Расторгуева: А Вы не уверены, что никто не отчитывается, что он Вам помогает? И не списывает под это деньги или ещё что-нибудь?

Игорь Стрелков: Мне не надо, в конце концов, кто я такой? Я всего лишь военный пенсионер, отставной полковник. Как многие говорят, мой, как говорится, «звёздный час» прошёл. Некоторые думают, что мне надо было тогда поднять мятеж против всех, то есть, воевать на всех фронтах, погубить всех поверивших мне людей и сдохнуть самому. Но это ладно, с дивана виднее, в той ситуации никто из них не был, и то там было, они знать не знают и ведать не ведают.
Я про других говорю. Ладно, Стрелков — он экстремист, он военный, плохой, допустим. Но почему же хоть ни одного приличного человека к себе не притянуть? Ни одного. Но вообще, что же за шоблу-то надо было вокруг себя собрать, чтобы реально, в кого ни плюнь — всё дерьмо? Это ж надо было уметь, это же талантом надо обладать.

Татьяна Расторгуева: Где вокруг себя?

Игорь Стрелков: Вокруг Путина. Посмотрите, вот патриот Якунин. Шубохранилище и прочее. Это патриот, это православный человек. Вот реально же так.

Татьяна Расторгуева: Так что делать? Вот в той ситуации, которая у нас сегодня, что можно сделать?

Игорь Стрелков: Надо готовиться. Надо готовиться к тому, что произойдёт. Я не думаю, что этой осенью, но через год, через полтора, максимум — через два, когда все ресурсы будут исчерпаны вот этой стагнирующей программой, «на авось» я её называю, то есть авось что-нибудь переменится.

Татьяна Расторгуева: Пойдёт разрушение страны.

Игорь Стрелков: Пойдёт разрушение страны. Обвальное разрушение страны. Вот к этому времени надо готовиться и создавать реально патриотические силы, искать ресурсы.

Татьяна Расторгуева: Патриотические силы создаются на протяжении последних лет и перехватываются умелыми операторами.

Игорь Стрелков: Патриотические силы перехватываются умелыми операторами по одной простой причине: потому что качество тех, кто перехватывается, очень невелико. А те люди, которые теоретически могли бы, реально, отсекаются от ресурсов вообще, я это по себе знаю. Причём, поверьте, у меня лично нет амбиций таких, что именно я должен куда-то вылезти. Мне вообще гражданская политическая жизнь неинтересна, я не шучу. Я военный, я бы всю жизнь служил.
Мне это неинтересно. Неинтересны мне эти выборы, при одной мысли, что надо идти на выборы, меня уже тошнить начинает. Я должен врать, лицемерить, изображать себя лучше, чем я есть на самом деле. Оно мне надо?
Ну, а где другие такие же честные люди? Они все такие же, как я, в такой же точно ситуации. Тот, кто более-менее честный, более-менее приличный человек — без ресурсов, без СМИ, в полной маргинальной ситуации. Полностью маргинализированы, и я маргинализирован уже. Абсолютно точно. Создали ситуацию, когда мне надо было или продаться с потрохами (такие возможности были предложены, так, по мелочи, по тридцать сребренников) — или опуститься в маргинальное поле. И на это не влияет ни известность, ни качество, ни дееспособность, ни ум.

Татьяна Расторгуева: Мы ожидаем, что Путин нас поддержит вот таких, внизу, маргиналов?

Игорь Стрелков: Путин мог нас поддержать в 2014 году. И мы могли его поддержать. Он этого не сделал. Время, я думаю, упущено. Я думаю, что время упущено безвозвратно. Вот я так думаю. И сейчас только экстренные меры могут изменить ситуацию. Вплоть до чрезвычайного, военного положения. Пройдёт время, пройдёт ещё полгода-год, и он может объявлять хоть десять чрезвычайных положений, он уже ничего не сможет сделать, время будет упущено.
Время для реформирования системы без экстренных мер уже упущено, всё, его нет. Теперь только чрезвычайными усилиями, чрезвычайными мерами. Ещё немножко, и они тоже не будут срабатывать, и тогда он будет обречён. Хотим мы этого, или не хотим. Мальцев — это первый звоночек, на самом деле. Второй звоночек — это КВН. Я смотрю и вижу, что всё, общество не может больше терпеть. Тошнотворная ложь, которая заполнила всё информационное пространство, больше никого не устраивает.

Татьяна Расторгуева: КВН — это точно так же сделанный ресурс, для того, чтобы эмоционально массы или поднять, или накачать в рамках задачи и программы. Это не отражение реальности, это руководство реальностью.

Игорь Стрелков: А что реальность? Вот скажите, что реальность? Вот что реально в этой жизни? Реально то, во что люди верят. Вот если завтра мы будем верить в то, что земля плоская, конечно, она не станет плоской в физическом смысле, но в нашем мироощущении земля будет плоской.

Татьяна Расторгуева: Реально то, как они видят свой завтрашний день. То и формирует реальность. А картинку им формируют СМИ, как нужно верить в свой завтрашний день.

Игорь Стрелков: Да. Но через какое-то время, когда картинка окончательно разойдётся с действительностью, произойдёт когнитивный диссонанс, как это принято говорить.

Татьяна Расторгуева: Она не разойдётся, они подстраивают картинку, чуть-чуть оперируют.

Игорь Стрелков: Понимаете, когда великое некогда государство, с великой экономикой, с великим народом, рушится, невозможно никакую картинку создать. Невозможно. Можно будет убедить сытую Москву. Но убедить Урал или какую-нибудь там Кемеровскую область будет нельзя.

Татьяна Расторгуева: Но её можно уничтожить, и заселить потом другими.

Игорь Стрелков: Можно и так сделать. Вопрос только заключается в том, что без потрясений это невозможно.

Татьяна Расторгуева: Потрясений для кого? Для того народа, который не ценен для глобальных верхушек? Что, проблема организовать?

Игорь Стрелков: Понимаете, мы с Вами ударяемся сейчас в философию, которая бессмысленна.

Татьяна Расторгуева: Она абсолютно практична. Если её не учитывать, то невозможно правильно строить свои планы.

Игорь Стрелков: Меня всегда учили следующему: необходимо выработать план. На основании тех ресурсов, которые есть у тебя, тех реалий, которые видишь ты, тех прогнозов, которые ты даёшь.

Татьяна Расторгуева: Тактический план.

Игорь Стрелков: Да, тактический.

Татьяна Расторгуева: А стратегия?

Игорь Стрелков: А стратегия у нас одна, насколько я понимаю: нам нужна суверенная Россия, нам нужен русский народ, хотя бы начавший возрождаться, а не угасающий на наших глазах. Нам нужна Родина. Нам её нужно сохранить. Причём, именно в таком [порядке]: народ, Родина, государство. По иерархии народ выше страны, страна выше государства, как организованной структуры. Если сможем эту иерархию выстроить, вот это наша стратегия будет.
А тактическая задача — не дать просто уничтожить страну. И в этом вопросе у нас могут быть какие угодно союзники. Я сейчас очень жёстко критикую Путина, я считаю, что я ещё мало его критикую, он большего заслуживает. Но я его, как тактического союзника возможного, рассматриваю, а он нас — нет. Вот и вся разница. Мы для него не существуем. К сожалению. Вот в чём беда. Это я так вижу. Я могу ошибаться, но вряд ли, если честно.

Так вот, тактически, про выборы. Сейчас народ не созрел для массовых протестов, ещё жирок остался. Со времён двенадцати тучных лет остался жирок. К следующему году его не будет, и все события будут, видимо, в будущем году или в начале 2018-го. Я думаю, к осени 2017-го уже начнётся.
Сейчас могут быть попытки раскачать ситуацию и пустить её по какому-либо сценарию. Думаю, будут просто первые попытки раскачать. Это не быстрый процесс. В 1991 году тоже не сразу Б.Н. Ельцин, когда он первый раз выступил, не сразу захватил власть. Не сразу произвёл государственный переворот. Если будет майдан, мы должны будем внимательно за ним наблюдать, и если ему позволено будет продолжаться, вот тогда должны будут все патриотические группы, какие они есть, забыв все разногласия, объединиться и делать действительно свой, негосударственный антимайдан. Организовываться, для того, чтобы не допустить прорыва к власти вот этой сволочи. Вот эта тактика, которая необходима.

Татьяна Расторгуева: Вы пойдёте на выборы?

Игорь Стрелков: На какие?

Татьяна Расторгуева: Ну, 18 сентября.

Игорь Стрелков: Нет. Я не участвую в лохотронах. Я не знаю, за кого голосовать. Голосуя за КПРФ, я голосую за Путина. Голосуя за ЛДПР, я голосую за Путина. Голосуя за Родину, я голосую за Путина. Даже не за Путина, не за фигуру, я голосую за сохранение того грязного вонючего болота, которое у нас существует.

Татьяна Расторгуева: А не голосуя, то же самое.

Игорь Стрелков: А не голосуя, я, по крайней мере, не несу ответственности за то, что я проголосовал. И я открыто об этом говорю, что я не собираюсь поддерживать этот лохотрон. Всегда тот, кто участвует в лохотроне… Виноват не только лохотронщик, а и тот, кто играет. В надежде выиграть, сорвать куш. От азартной игры получают удовольствие оба участника: и шулер, и доверчивый лох. Поэтому и играют. Если бы не получали удовольствия, даже проигрывая деньги, то не участвовали бы.
Я не участвую в этих играх. Если бы выборы, действительно, были реальные, я бы на них пошёл.

Татьяна Расторгуева: Если бы они были реальные, то какими бы они должны были быть? Вот, народовластие — это что?

Игорь Стрелков: Народовластие? Что-то типа Земского собора. Когда на высшем органе государственной власти представлен не усреднённый гражданин, а представлены избранные представители всех сословий, корпораций, профессиональных и прочих структур. То есть, вот как собирались земские соборы у нас на Руси? Последний земский собор был в середине 17 века, при царе Алексее Михайловиче.

Татьяна Расторгуева: А при Столыпине похожие системы были?

Игорь Стрелков: Нет, другая система всё-таки была. Столыпинская Дума больше всё-таки была по лекалам западным. К тому же, она не столыпинская была, потому что когда её формировали, Столыпин ещё не был премьер-министром.
А на земских соборах были представлены все категории тогдашних жителей Руси. Которые избирали своих выборных. От дворянства была фракция, от духовенства, от крестьянства, причём, от черносошных крестьян, то есть, от государственных, от монастырских крестьян. Я не теоретик государственного права, но мне кажется, что, если строить демократию, то она должна быть именно такой. Когда представители всех профессиональных каких-то, не только территориальных, — и территориальных тоже, образований, можно и так попытаться… Можно по-разному выстраивать, но в любом случае, то, что есть сейчас: один человек — один голос, и не важно, кто это… Или это бомж, или сумасшедший из сумасшедшего дома — это всё равно один голос.

Татьяна Расторгуева: А в том случае было как?

Игорь Стрелков: Они делегировали именно представителей своих интересов.
Более того, когда Екатерина II готовила своё собственное уложение, ей собирались наказы. Земского собора как такового не было, но собирались пожелания людей, что они хотят видеть. Тоже было по сословному принципу, то есть, сословия свободных людей отправляли свои наказы, для учёта государственной властью, что бы они хотели видеть. Но я точно знаю, что интересы учёных какого-нибудь академгородка гораздо ценнее для государства, чем интересы бомжатника, который у нас здесь по соседству.

Татьяна Расторгуева: Если спроецировать это на сегодня или на наше завтра, когда вдруг, после чрезвычайного положения и чистки будет необходимо строить вот эти земства и всё такое, как мы будем быть?

Игорь Стрелков: Сначала будет, конечно, диктатура, без неё никуда не денешься. На самом деле, я не вижу для России вообще другого пути (если она сохранится), кроме диктатуры. Только диктатура может быть компрадорская, и латиноамериканского типа, и мы к ней, кстати, ускоренными темпами идём. То есть, конечный этап деградации нынешнего государственного аппарата — это диктатура латиноамериканского образца. Где во главе сидит главный пахан, к которому стекаются все денежные потоки. Ниже него сидят паханы помельче, потом ещё помельче, потом — быдло.

Татьяна Расторгуева: И он будет распределять.

Игорь Стрелков: Да. И каждый отчисляет свою долю, условно говоря. Некоторые называют это неофеодализмом, а реально — это мафиозное государство. То, которое у нас усиленно складывается. Во главе стоит главный пахан-диктатор, которому подчиняются все.
Когда он ослабевает, его свергает следующий пахан, и начинается новая эпоха. Дювалье отец, Дювалье сын, там…

Татьяна Расторгуева: И в этой модели, опять же, есть господа и есть рабы.

Игорь Стрелков: Рабы все. И пахан тоже раб. В мафиозном обществе свободных людей нет. Нет людей, которые могут выражать свою мысль прямо, действовать, согласно своей свободе воли. Она просто отменена. Либо ты принимаешь законы мафии, либо тебя устраняют.

Татьяна Расторгуева: А какая не компрадорская диктатура?

Игорь Стрелков: А не компрадорская — это национальная диктатура.

Татьяна Расторгуева: А именно?

Игорь Стрелков: Вариантов очень много. Здесь просто, условно говоря, диктатура, как временное явление, которая должна отстроить новый государственный аппарат, новую систему общественных отношений в стране, и уйти.

Татьяна Расторгуева: И сделать какое-то земство снизу, делегирование…

Игорь Стрелков: Да, сначала построить земство на нижнем уровне, потом более высоко, и потом передать власть сложившейся структуре. Потому что диктатура эффективна только в экстремальной ситуации. Как только экстремальная ситуация заканчивается, от диктатуры надо отказываться.

Татьяна Расторгуева: Так, может быть, наш НОД и «Народный фронт» — это неудачные попытки пробы земств? На будущее, прикидки?

Игорь Стрелков: Я не знаю. Но это настолько неудачные попытки, что я пока…
В России традиционно государство всегда очень сильно. Попытки, условно говоря, внедрить земства, но не дать им государственной поддержки — это не попытки. Россия всегда реформируется сверху.

Татьяна Расторгуева: Олигархи и народ, как противостояние. Вот если брать модель нашу советской власти, семидесяти лет, там, условно или последних двадцати, тридцати — я не знаю, когда всё-таки нельзя сказать, что у нас были олигархи и народ.

Игорь Стрелков: Давайте, мы не будем затрагивать тему советской власти, по одной простой причине: во-первых, я уже устал, вечер уже. Во-вторых, это настолько отдельная огромнейшая тема, что о ней можно рассуждать часами. И кроме того, здесь ещё один есть момент, который я должен учитывать. Я не просто говорю сейчас как отдельный человек, выпускник историко-архивного института Гиркин Игорь Всеволодович. Я говорю как Игорь Иванович Стрелков, руководитель Общерусского Национального Движения, пусть маленькой, но общественной организации.
У которой есть своя декларация, у которой есть своя политика. Политика, которая заключается в том, что мои личные убеждения монархиста, православного человека я имею возможность соблюдать отдельно. А вот есть те документы, которые мной подписаны, и есть политика, что нет ни красных, ни белых, есть русские национальные патриоты. Патриоты русского народа и русского государства. И мы обязаны их объединить, отсеяв всё, что нас разделяет.
Вот у меня стоит портрет Государя Императора и икона его на стене. А для некоторых членов нашего движения — Иосиф Виссарионович Сталин, на столе у Алексея Викторовича Сорокового, за стенкой, стоит.

Татьяна Расторгуева: У Вас Путин везде.

Игорь Стрелков: У меня Путин за шкафом стоит, с момента начала Сирийской авантюры. А вот у Михаила Полынкова — у него Путин висит на стене, потому что он считает, что так. У Алексея Викторовича Сорокового стоит портрет Сталина, и я ничего ему не говорю, потому что это его личные взгляды и убеждения. У нас есть единая цель: сохранить Россию.
Вот сохраним мы Россию, и тогда народ решит, мы ему поможем в какой-то степени, организуем его волеизъявление, какой она должна быть. Но она должна быть точно суверенной, единой, неделимой страной. Страной, в которой люди хотят жить. А не бегут из неё при первой возможности на все четыре стороны света. Вот сможем мы создать такую Россию, какой она будет?
Если она будет, условно говоря, коммунистической, мне это не очень понравится. Но я всё равно в ней останусь жить, даже если мне там будет не очень хорошо. Если она будет монархией, великой империей, я думаю, что и те наши соратники, которые придерживаются левых убеждений, — если это будет настоящая страна для народа, а не народ для страны — и они в ней тоже будут жить.
Потому что монархию некоторые воспринимают, как крепостных крестьян и барина с кнутом, который их порет. Между прочим, Ильин в своих трудах о народной монархии, Солоневич прекрасно расписали, что монархия может быть разной. У нас и сейчас по сути своей монархия. Только компрадорская и олигархическая, с президентом вместо помазанного царя.

Поэтому я не буду сейчас рассуждать о советской власти, потому что это может вызвать недовольство наших соратников. Поскольку мы сейчас рассуждаем — это политическое в какой-то степени выступление. Как историк я могу часами говорить о преимуществах императорской власти, о том, как было у нас всё. Было сто лет назад, сейчас всё так изменилось, совсем другой мир, совсем другой народ, совсем другая культура.
От всей русской культуры остался один язык, всё остальное убито. Вы знаете русские песни традиционные? Одну-две? Вы знаете русские танцы?

Татьяна Расторгуева: Ну, я, допустим, знаю, но если взять моих детей, они уже не знают.

Игорь Стрелков: И я знаю, я знаю намного больше русских песен, десятки, наверное, тем более, военных, допустим, строевых, которые пели сто лет назад, сто пятьдесят, я их могу напеть, хотя у меня нет ни голоса, ни слуха. Но это всё уходит. И остался язык, единственное, что у нас. Поэтому возродить то, что было сто лет назад, в неизменном виде, каким-то чудом, мы не сможем. В любом случае не сможем. И возродить то, что 25 лет назад было, как мечтают некоторые коммунисты, тоже не сможем. За 25 лет прошло — сейчас время сжимается — как будто прошло 250, если брать на несколько столетий назад. Тоже невозможно это.

Значит, надо строить что-то новое. Взять хорошее и из столетней давности, и из двадцатипятилетней давности. И даже взять что-то хорошее, что за эти 25 лет появилось. Потому что говорить о том, что совсем всё было плохо — ну, нельзя. Надо понять, что история России едина. С дохристианских времён, с шестого века, когда был, видимо, основан Киев до нынешнего дня — она едина. И нельзя одну эпоху выкинуть полностью, как большевики до 1917 года всё выкинули, а потом в 1991 выкинули всё с 1917 по 1991, да и 1917 тоже они не очень любили. Нет.
И мы не сможем эти 25 лет выкинуть, с 1991 по 2016, если у нас будет история дальше. Если она у нас будет! Вот первая наша задача, на мой взгляд, всех патриотов, чтобы она у нас дальше была. Потому что о погибшей Византии знает несколько десятков специалистов по всему миру. И всё. Нет Византии. Осталась только история, традиции, книги, которые читают, опять же, подчёркиваю, несколько десятков человек. Мы хотим уйти в историю? Нет.
Наша задача, чтобы мы не стали предметом изучения нескольких специалистов в мире. Чтобы мы сохранились как государство и народ. А уж какое над нами будет развеваться знамя, кто будет сидеть на престоле или в кресле — это второй вопрос. Он очень важен, и для меня. Но это второй вопрос. Сначала надо решить первый. Вот в этом заключается наша идеология, нашего Общерусского Национального Движения. Всё остальное вторично, всё остальное можно проглотить, как угодно.

Выражаем благодарность автору текстовой версии интервью Тамаре А. (https://vk.com/id137671615)